Читаем Замок из стекла полностью

Рядом с дверью на стене я заметила небольшую коробочку с рычажком и расположенным над ним рядом цифр. Отец семейства заметил, что я с интересом рассматриваю эту коробочку, и сказал: «Это термостат – для того, чтобы изменить температуру в доме, надо двигать рычаг».

Я решила, что он надо мной шутит, но он подвинул рычажок, и я услышала, что в подвале что-то взревело.

«Там внизу находится котел», – объяснил он.

Он подвел меня к батарее и попросил ее пощупать. Я ощутила, что батарея становится теплее. Я не хотела подавать вида, как сильно удивлена этим новым для меня устройством, и потом на протяжении нескольких ночей мне снился сон о том, что у нас на Литтл Хобарт Стрит появился такой же термостат. Мне снилось, что для того, чтобы в нашем доме стало теплее, надо всего лишь немного подвинуть рычажок.


Во время нашей второй зимы в Уэлче умерла Эрма. Она скончалась в пору последних зимних метелей. Папа сказал, что у нее отказала печень. Мама заявила, что Эрма допилась до смерти: «Алкоголизм – это верная смерть. Можно с таким же успехом засунуть голову в духовой шкаф и включить газ. Алкоголизм ведет к той же верной смерти, но чуть медленнее».

Эрма тщательно подготовилась к своей кончине. На протяжении многих лет она читала только объявления о смертях в местной газете. Она вырезала из газеты некрологи в черной рамке и сохраняла их. Тексты этих некрологов она использовала в качестве рабочего материала для написания собственного объявления о смерти, которое она постоянно перерабатывала и дополняла. Кроме того, она оставила несколько написанных от руки страниц с точными указаниями о том, как ее надо похоронить. Эрма выбрала гимны и молитвы, которые должны звучать во время заупокойной службы, нашла похоронное бюро, заказала по каталогу фиолетовое платье, в котором хотела лежать в гробу, и даже выбрала себе гроб нежно-фиолетового цвета с двумя блестящими хромированными ручками.

Смерть Эрмы обострила мамины религиозные чувства. В ожидании священника мама вынула четки и начала молиться за душу покойной, которая, по мнению мамы, была в опасности потому, что она фактически совершила самоубийство, убив себя алкоголем. Мама пыталась нас заставить целовать покойную бабушку. Мы наотрез отказались. Тогда мама вышла впереди всех скорбящих, встала на колени и поцеловала покойницу в щеку с таким оглушительным звуком засоса, что он был слышен даже в самых удаленных уголках церкви.

Я сидела рядом с папой. Он впервые за всю мою жизнь надел галстук, который называл «удавкой повешенного». Папа был явно подавлен. Я была этому немного удивлена, потому что мне казалось, что Эрма не оказала на него какого-либо положительного влияния. Мне казалось, что он должен радоваться, что освободился от связи с ней.

По дороге домой мама попросила нас сказать об Эрме что-нибудь хорошее. Лори произнесла: «Тили-бом, тили-бом, ведьма умерла».

Мы с Брайаном начали хихикать. Папа повернулся и так враждебно посмотрел на Лори, что я думала, он ее ударит. «Дети, это была моя мать! Мне за вас стыдно! Понимаете, стыдно!» – сказал папа.

Папа развернулся и пошел в сторону бара Junior’s. Все мы смотрели ему вслед.

«Тебе все еще за нас стыдно?» – крикнула Лори. Папа не остановился и не оглянулся.


Минуло четыре дня после этих событий, а папа так и не являлся домой, и мама отправила меня за ним. «Почему я всегда должна за ним бегать?» – спросила я.

«Потому что ты – его любимица, – ответила мама. – И если ты его попросишь, он вернется домой».

В первую очередь я пошла к Фриманам, от которых за десять центов можно было позвонить. Я позвонила дедушке и спросила его, знает ли он, где папа. Дедушка не имел понятия об этом.

Когда я повесила трубку, Фриман спросил: «А когда вы у себя поставите телефон?»

«Мама не любит телефоны, – ответила я и положила десять центов на журнальный столик. – Она считает, что это слишком безличное средство общения».

Потом я пошла в бар Junior’s. Это был самый лучший бар города: там делали гамбургеры и картошку фри.

«Привет! – крикнул мне один из завсегдатаев заведения. – Смотрите, это дочка Рекса. Как дела, дорогая?»

«Спасибо, – ответила я. – Не знаете, где папа?»

«Рекс? – Мужчина повернулся к сидящему рядом с ним человеку. – А где старина Рекс?»

«Сегодня утром я видел его в Howdy House».

«Послушай, ты что-то бледная. Садись и выпей Coca-Colа за счет заведения», – сказал бармен.

«Нет, спасибо. У меня дела».

Я пошла в Howdy House, который был чуть хуже бара Junior’s. Там было темнее и места было меньше, а единственным блюдом, которое там могли предложить, была яичница. Местный бармен сказал, что папа пошел в Pub, который был еще хуже этого заведения. Там было темно, как безлунной ночью, стойка бара была липкой, и еды там вообще не предлагали. В этом пабе я и нашла папу, который рассказывал всем желающим истории из своей жизни.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное