Замок из стекла

В тот день я возвращалась домой не спеша, обдумывая то, что мне сказала мисс Катона. Она была права: многие жители Уэлча утверждали, что два последних класса школы были лучшими годами их жизни. Школа придумала так называемый выпускной вечер для учеников предпоследнего класса специально для того, чтобы они не переходили в другие школы. А ученикам последнего класса позволялось ходить в школу в чем им угодно и спокойно пропускать уроки. Однако с моей точки зрения это была далеко не достаточная причина, чтобы остаться в Уэлче еще на целый год. А уж если говорить о настоящем выпускном бале, то мои шансы найти себе партнера по танцам были равны папиным шансам победы над коррупцией в профсоюзах.

Я размышляла о переезде в Нью-Йорк на год раньше чисто гипотетически, но оказалось, что я могу перебраться в Нью-Йорк прямо сейчас. Ну, может быть, не буквально в этот момент, потому что это была середина учебного года. Мне стоило дождаться окончания одиннадцатого класса. К тому времени мне исполнится 17 лет. У меня было почти 200 долларов, и я могла бы уехать из Уэлча через пять месяцев.

Меня настолько возбудила и взбудоражила эта идея, что я перешла на бег. Я бежала все быстрее и быстрее. По Олд Роуд с ее многочисленными деревьями с низкими ветками, потом по Гранд Вью и по Литтл Хобарт Стрит – мимо лающих привязанных собак, мимо заметенных снегом куч угля, мимо домов семейств Ноа, Паришей, Холлов, Ренко и, наконец, задыхаясь, остановилась напротив нашего дома. Впервые за много лет я обратила внимание на то, что дом наполовину покрашен желтой краской. Я столько лет провела в этом городе, стараясь сделать жизнь лучше, но у меня ничего не получилось.

Дом неумолимо разваливался. Один из поддерживающих его столбов покосился. Дырка в потолке над спальным местом Брайана стала такой большой, что во время дождя ему приходилось накрываться надувным плотом, который мама получила в розыгрыше, организованном Benson Hedges для покупателей своих сигарет (пачки которых мы выискивали по помойкам, чтобы сорвать штрих-коды, которые надо было послать для участия в акции). Брайану достанется моя кровать после того, как я уеду. Я решилась – поеду в Нью-Йорк сразу после окончания школьного года.

Ступеньки лестницы окончательно сгнили, и поэтому я поднялась по склону горы и вошла в дом через заднее окно, которое мы теперь использовали вместо двери. Папа сидел за столом, а мама перебирала стопки своих картин. Я сообщила им о своем новом плане, после чего папа потушил сигарету, встал и, не говоря ни слова, вылез через окно на улицу. Мама только кивнула и, не поднимая глаз, продолжала перебирать картины, что-то бормоча себе под нос.

«Ну что ты скажешь?» – спросила я ее.

«Отлично. Поезжай».

«Что-то не так?»

«Нет, все в порядке. Поезжай. Хороший план», – казалось, что она вот-вот расплачется.

«Не грусти. Я буду писать».

«Мне грустно не потому, что ты уезжаешь, – сказала мама. – Мне грустно оттого, что ты едешь в Нью-Йорк, а я остаюсь здесь. Это нечестно».

Когда я позвонила Лори и рассказала о своем новом плане, она его одобрила. Она сказала, что я могу жить с ней, если найду работу и буду помогать платить за квартиру. Брайан тоже одобрил мою идею, особенно после того, как я сказала ему, что он может перебраться на мою кровать. Брайан начал шутить с нью-йоркским акцентом о том, что я скоро начну ходить в соболях и задирать нос, как истинная обитательница Нью-Йорка. Точно так же, как некогда я в отношении Лори, Брайан начал отсчитывать недели до моего отъезда. «Через шестнадцать недель ты будешь в Нью-Йорке», – говорил он. И на следующей наделе: «Через три месяца и три недели ты будешь в Нью-Йорке».

С тех пор как я объявила о своем решении, папа со мной практически не разговаривал. Однажды весной, когда я делала уроки в спальне, он подошел ко мне. Под мышкой у него были какие-то свернутые бумаги.

«Есть минута? Я хочу тебе кое-что показать», – сказал он.

«Конечно».

Я прошла за ним в гостиную, где папа разложил на столе свои бумаги. Это были старые, замызганные и потрепанные планы Хрустального дворца. Я даже не могла вспомнить, когда видела их в последний раз. Мы перестали вспоминать Хрустальный дворец с той поры, как засыпали мусором котлован для фундамента.

«Кажется, я решил проблему с недостатком света из-за склона горы», – сказал папа. Он предполагал поставить специальные изогнутые зеркала с солнечными батареями. Он еще хотел поговорить со мной о моей комнате. «Лори уехала, – сказал папа, – и твою комнату можно сделать больше».

Его руки слегка тряслись. Он нарисовал фронтальный и боковой вид Хрустального дворца, а также вид сверху. Он подготовил планы внутренних комнат и просчитал их размеры до сантиметра.

Я посмотрела на его чертежи. «Папа, ты никогда не построишь Хрустальный дворец», – сказала я.

«Ты хочешь сказать, что ты в меня не веришь?»

«Даже если бы и верила, меня здесь не будет. Чуть меньше, чем через три месяца, я уезжаю в Нью-Йорк».