Папа закуривал. Я помахала, и он помахал мне в ответ. Затем он засунул руки в карманы и продолжал стоять, немного согнувшись. Вид у него был совершенно отвлеченный. Может быть, он вспоминал о том, как он сам в возрасте семнадцати лет уезжал из Уэлча и был точно так же, как и я сейчас, убежден в том, что больше никогда не вернется сюда. Не знаю, что он думал: надеялся на то, что его любимица вернется, или, в отличие от него, найдет собственную дорогу в этом мире.
Я засунула руку в карман, потрогала костяную рукоятку ножа и помахала ему еще раз. Фигура папы становилась все меньше, а потом автобус повернул, и она совсем исчезла.
IV
Нью-Йорк
Нью-Йорк я увидела в сумерки. Вдалеке, за горами поднимались небоскребы. Дорога пошла вверх, и на другой стороне реки виднелся остров, застроенный небоскребами, окна которых горели в лучах заходящего солнца.
Сердце начало часто биться, а ладони стали влажными. Я встала, прошла в малюсенький туалет в конце салона автобуса и умылась над небольшой железной раковиной. Я внимательно посмотрела на свое отражение в зеркале и подумала о том, какое впечатление произведу на жителей Нью-Йорка. Увидят ли они во мне долговязую, провинциальную девушку из Аппалачей с острыми локтями, большими коленями и огромными зубами? Много лет папа повторял мне, что я наделена внутренней красотой. Большинство людей не замечают этой внутренней красоты. Мне самой было сложно ее увидеть, но папа говорил, что именно она создает облик. Я надеялась, что жители Нью-Йорка увидят во мне то, что видел папа.
Автобус прибыл,
я взяла свой чемодан и вошла в здание станции. Вокруг меня сновали толпы людей, и я чувствовала себя словно камень, который омывают быстрые воды реки. Неожиданно я услышала, что кто-то зовет меня по имени. Это был бледный парень в очках с такими толстыми линзами, что его глаза казались маленькими точками. Его звали Эван, и он сказал мне, что он Лорин приятель. Сестра была на работе и попросила его меня встретить. Эван предложил донести мой чемодан и вывел меня на шумную улицу. На переходе стояла толпа народа, проезжая часть была забита машинами, и в воздухе летали обрывки бумаги. Я шла следом за Эваном.Мы прошли до следующего пересечения улиц, и Эван поставил мой чемодан на землю. «Тяжелый, – пожаловался он. – Кто у тебя там?»
«Моя коллекция угля».
Он смерил меня непонимающим взглядом.
«Шучу», – сказала я и ударила его в плечо. Эван не понял моей шутки, и это было хорошим знаком. Значит, не все жители Нью-Йорка были такими остроумными и интеллектуальными, как многие могли предположить.
Я подняла чемодан. Эван больше не настаивал на том, чтобы помочь мне его нести. Более того, мне показалось, он обрадовался, что избавился от него. Мы прошли до следующего перекрестка.
«В Западной Виргинии живут девушки крепкие, как гвозди», – заметил он.
«Это точно», – ответила я.
Эван довел меня до немецкого ресторана
под названием Zum-Zum. Лори выносила в каждой руке по четыре больших пивных бокала из-за стойки бара. Ее волосы были собраны в два больших пучка, и говорила она с немецким акцентом, потому что, как объяснила мне позже, за это давали хорошие чаевые. «О, дас ист майнер сестер-швестер! – воскликнула Лори. Она подняла вверх бокалы с пивом: – Velkomen в Нью-Йоркен!»Я ни слова не знала по-немецки, поэтому воскликнула: «Граци!»
Посетители ресторана рассмеялись. Лори была занята на работе, а я пошла гулять. Несколько раз я терялась, и мне приходилось спрашивать людей, как мне пройти к определенному месту. Меня неоднократно предупреждали о том, что жители Нью-Йорка очень грубые. В тот день я поняла, что отчасти это соответствует действительности. Когда я пыталась остановить людей на улице, многие из них не останавливаясь, продолжая идти по своим делам. Они даже не смотрели на меня. Правда, когда они понимали, что мне не нужны их деньги, их отношение менялось. Они смотрели прямо в глаза и давали точные указания о том, как попасть к Эмпайр-стейт-билдинг. Некоторые из них даже рисовали мне схему, как пройти. Я сделала вывод, что жители Нью-Йорка просто делают вид, будто они недружелюбные.
После окончания Лориной смены
мы поехали на метро в Гринвич-Виллидж и пришли в женский отель под названием Evangeline, где она жила. В мою первую ночь в Нью-Йорке я проснулась в три часа и увидела, что небо над городом ярко-оранжевого цвета. Я думала, что где-то пожар, но Лори объяснила – это смог над городом отражает свет фонарей, домов и машин. Она сказала, что ночью здесь небо всегда такого цвета. В Нью-Йорке не видно звезд. «Но ведь Венера не звезда, – подумала я. – Возможно, я смогу ее увидеть».