Замурованная. 24 года в аду

У Фрицля, по словам Польцера, было «очень сильное половое влечение». Это видно по его семерым детям от Розмари и стольким же от Элизабет, которой, сказал он, приходилось не только терпеть от него насилие, но и «сексуальные оскорбления совсем другого порядка». Но повышенного возбуждения было недостаточно, чтобы объяснить – и тем более оправдать – развратные поступки Фрицля. «Каким-то образом он был доведен до такого поведения, – добавил Польцер. – Но мы не знаем, каким и почему. У него не было мотива». И все же дело было «в общем и целом завершено», так как Фрицль, по словам Польцера, признался «во всем».

Но это заявление было сделано еще до того, как Фрицль встретился со своим адвокатом, прежде чем все улики были изучены и все свидетели тщательно опрошены. Журналисты спрашивали у Польцера, почему он был так уверен в том, что Фрицль, который лгал и скрывал истину все эти годы, сейчас рассказал чистую правду. «В этом нет никаких сомнений», – был неопределенный ответ Польцера.

Понятно, что человек, умышленно соорудивший нагромождения изощренной лжи, чтобы скрывать свои преступления от властей, детей, соседей и даже от собственной жены в течение четверти века, мог иметь и кое-какие другие скрытые карты в рукаве.

«Он 24 года вел двойную жизнь», – подтвердил Польцер.

Но сейчас он был жалким и разбитым стариком на склоне лет, таким далеким от образа деспотичного тирана. «Фрицль был мужчиной невероятной сексуальной энергии, – сказал Польцер. – А если вы посмотрите на него сегодня, то вряд ли поверите, что он мог быть способен на такое».

Он даже отдавал Фрицлю должное за то, что тот в конечном счете позволил своей тайне быть раскрытой, после телевизионного обращения доктора Райтера к Элизабет с просьбой откликнуться и помочь ее дочери. «Тогда Йозеф Фрицль единственный раз показал свою человеческую сторону и позволил своей дочери Элизабет покинуть подвал, чтобы она могла вернуться к Керстин, – сказал Польцер. – Вероятно, он понимал, что так не может длиться вечно. Возможно, он чувствовал, что силы покидают его». Это признавал и сам Фрицль.

Также Польцер утверждал, что Фрицль действовал в одиночку. «Мы не рассматриваем это дело как преступление при участии сообщников», – объяснил он прессе. Впрочем, он отметил, что странным образом дело привлекло внимание полиции благодаря анонимному сообщению. «Но знать о преступлении еще не значит быть его соучастником, – поправился он. – Автор хотел остаться неизвестным, и мы следуем этой просьбе».

Позже он отказался от столь категоричных заявлений: «Мы думаем, что действовал Фрицль один, но не можем исключить возможности того, что кто-то был в курсе происходящего в подземелье».

Представители СМИ мгновенно засыпали его вопросами, но он наотрез отказался отвечать подробнее. Как он мог быть уверен, что жена Фрицля Розмари ничего не знала, если ее еще даже не допрашивали?

«Вы считаете, хоть одна женщина в мире способна принять такое?» – спрашивал он. Он считал, что молчание кого-то в подобных обстоятельствах попросту «попирает все законы логики». «Какая женщина стала бы молчать, если бы знала, что у ее мужа семеро детей от ее дочери, которую он держит узницей в подвале?» – вопрошал он.

Когда журналисты не приняли его слова всерьез, он ответил: «Позвольте задать вам один вопрос: как вы можете быть уверены в том, что она знала?» Он, по-видимому, был раздражен тем, что под вопросом оказалась женская честь Розмари. «Мир самой фрау Фрицль рухнул», – настаивал он. Немыслимо, чтобы она оказалась в курсе, и, следовательно, это не было правдой.

Но школьная подруга Элизабет, Криста Вольдрих, убеждена, что Розмари Фрицль виновна уже в своем бездействии, в том, что не предприняла ни малейших усилий, чтобы разобраться в том, что случилось с ее дочерью. «Я не понимаю, почему в какой-нибудь момент она не воспользовалась такой возможностью – хотя бы в один из тех отпусков, когда его не бывало по месяцу, – чтобы взять все в свои руки и сказать: это мой ребенок, и я хочу знать, где она и что с ней, – возмущалась Криста. – Почему моя дочь оставила своего ребенка, даже трех детей, на пороге моего дома? Как мать она бездействовала. Я не могу понять ни ее поступков, ни поведения властей».

Местный журналист Марк Перри, который освещал это дело с момента пропажи Элизабет, полагал, что Розмари, будучи любящей бабушкой, хотела, чтобы их семья выглядела идеальной, хотя практика в конечном итоге показала прямо противоположное. «Если бы Розмари Фрицль не сохраняла семью так долго, все могло бы проясниться гораздо раньше, – записал он. – Но она хотела представлять идиллическую семью хотя бы внешне: с тремя прекрасными детьми, которых усыновила и кому была замечательной бабушкой, она дала им любовь, которую не могла дать их мать. Таким образом, она и вправду была соучастницей жестоких деяний своего мужа, но лишь неосознанно. Но как ее можно обвинить за это? Все, чего она хотела, – дать троим детям, якобы оставленным матерью, нормальное детство».