Замуж — никогда

Дрожащий Женька испуганно кивал головой. Странный стук… Ах да… Это стучат Женькины зубы…

— Не трогайте его! — Аня кинулась к брату; ей было трудно дышать, будто невидимая рука сдавила горло.

А перед ее глазами — картина, навеки запечатлевшаяся в памяти: она, маленькая, тянет маму за руку, но мама такая тяжелая… Отец бегает по квартире. Аня сжалась от страха. Она боится отца, боится, что он и ее ударит, потому что глаза у него бешеные. Отец приседает на корточки, хлопает маму рукой по щеке, но она не шевелится. «Вот сучка!» — цедит он сквозь зубы, вскакивает на ноги и наклоняется к Ане. «Если что — ты ничего не видела, — его глаза мечут молнии, — усекла? Иначе убью!..»

— Если кому-нибудь скажешь, тебе хана! — слышит Аня голос отчима.

Несколько секунд он пристально смотрит то на нее, то на Женю, а затем исчезает в ванной. Они сидят на полу, между ними — Рекс со страшной раной на голове. И кровь. Много крови… Женя всхлипывает и сучит ногами, он хочет отодвинуться от затихшего Рекса, но не может — его спина упирается в ножку стола. Аня вскакивает, путаясь в трусиках, быстро натягивает их, хватает Женю в охапку и мчится в комнату.

Громко топая, Виктор бегал по квартире, гремел ведром, а дети сидели у себя в комнате, в углу дивана, как два затравленных зверька.

— З-забери м-меня отсюда… — шептал Женька, трясясь и стуча зубами, — з-забери… — Он вытаращил испуганные глаза на дверь.

— Не бойся, я с тобой. Все будет хорошо, — шептала Аня, прижимая брата к себе.

— Он з-зверь… Он убьет нас…

— Не бойся…

Хлопнула входная дверь. Они переглянулись, и Аня снова прижала брата к себе.

— Он ушел? — прошептал Женя через несколько секунд.

— Наверное. Я посмотрю, хорошо?

— Нет! — Брат вцепился рукой в ее плечо. — Не уходи! — сказал он одними губами.

— Я намочу полотенце… Надо вытереться… Мы с тобой испачкались…

Женя так сильно вздрогнул, что Аня снова его обняла.

Он остался в комнате, а она вышла. Рекса на полу уже не было. Крови тоже. Дверцу холодильника тоже вытерли. Аня смочила полотенце водой и вернулась в комнату.

— А что с Рексом? — В глазах у Жени стояли слезы. — Где он?

— Его нет. — Аня взяла брата за плечо и принялась вытирать с его лица капли крови.

Шурка пришла с работы и стала расспрашивать, откуда кровь на шкафу.

— Не знаю, — ответила Аня.

— А что это у тебя? — Шурка ткнула пальцем в ее шею.

Аня кинулась к зеркалу — у нее на шее, под ухом, багровел кровоподтек.

— Ну, и откуда это у тебя? — В голосе Шурки зазвучали истерические нотки.

— Не твое дело! — отрезала Аня и пошла в комнату.

Бедро отчима заштопали — когда он вернулся, от него за версту разило запахом больницы.

— Этот паскудник накинулся на меня, ты представляешь?! — с порога завизжал Виктор, обращаясь к Шурке.

— И где же он сейчас? — холодно спросила Шура.

— В сумке… В гараже. Я ему голову проломил.

— А какого хрена ты его не закопал?!

— Да я на ногу наступить не могу!

Они еще долго пререкались, а потом Шурка влетела в комнату к детям:

— Пса своего завтра же заройте!

После школы Женя и Аня, взяв маленькую лопату, отвезли Рекса во двор политехнического института и там его закопали. Руководство института, а именно проректор по административно-хозяйственной работе, знал о собачьем кладбище, появившемся задолго до рождения самого проректора, и вел себя терпимо — не потому, что его предшественники тоже вели себя терпимо, а потому, что его бабушка и мама хоронили там четвероногих друзей, а любимая теща закопала пятерых котов и готовилась распрощаться с шестым, от старости едва волочащим лапы.

Глава 12

— Ага! А я все не могла понять, почему ты про смерть любимого пса говоришь как-то вскользь, — Татьяна Яновна смерила Аню презрительным взглядом.

— Мама, замолчи!

— Ну, сынок… Ты что, с ума сошел? Анна только что призналась в том, что соблазнила отчима…

— Замолчи! — Дима повернулся к девушке: — Аня… — Он шагнул к ней, протягивая руки.

Она замотала головой:

— Не нужно…

— Аня!

— Оставь меня… — Она выбросила руку вперед, будто защищалась.

— Аня, да что с тобой?!

— Дима, оставь ее в покое: ты же видишь, она не в себе. Это то, о чем я тебе говорила…

— Мама!

— Дима, твоя мама права, я действительно не в себе. Уходи.

— Аня, я не оставлю тебя… Мама, иди домой, я потом приду.

— Дима, я хочу побыть одна, — сказала Аня, — а ты иди домой.

— Мой дом — это наш дом…

— Нет… Я больше не хочу…

И Аня побежала. Дима за ней. Он схватил ее за локоть. Она вырвалась…

— О, как мне плохо… — стонала Татьяна Яновна, лежа на диване с закрытыми глазами.

— Если нужно, я вызову скорую, — сухо сказал Дима, держа в руке стакан воды.

— Не стоит. — Мать мотнула головой. — Дай мне винограда и сладкого чаю.

Дима приготовил чай, достал из холодильника виноград, все положил на поднос. Помог матери сесть. Она попросила подать ей пульт управления телевизором. Дима смотрел, как она ест виноград, и вдруг понял, что ничего не случилось, что все еще можно вернуть. Прямо сейчас. Ну повздорили. Всякое бывает. Сейчас он помчится к Ане, и все будет хорошо!

— Мама, как ты себя чувствуешь? — спросил Дима, нахмурившись.

— Лучше, — простонала Татьяна Яновна.