Замужем за облаком. Полное собрание рассказов

Альфонс направился к двери, расположенной дальше по коридору, в дюжине шагов от лифта. Он опередил их на достаточную дистанцию, чтобы Тина могла шепотом поинтересоваться у мужа, почему его родитель носит клоунский наряд.

– Не знаю, – буркнул он, все еще сердясь на отца.

Она резко остановилась и, подбоченившись, заявила:

– Раз так, больше я не сделаю ни шагу. Я туда не пойду. С меня хватит.

Оба мужчины также остановились, глядя на нее.

– Как это понимать? – раздраженным тоном спросил Стэн.

– Ты три года врал мне об этом, а теперь еще и грубишь? А твой покойный отец разгуливает здесь в костюме клоуна. И с голубыми волосами. Разве этих причин не достаточно? Что еще меня ожидает?

– Успокойся, дорогая. Сделай это ради меня.

– Зачем? Ты можешь назвать хоть одну убедительную причину, почему я должна это сделать?

И тут из глубины коридора донесся голос его отца:

– Похищенная церковь.

Она тихо охнула и двинулась вперед.

* * *

Стэн взглянул на нее и улыбнулся:

– Что это означает?

– Понятия не имею.

Он поправил подушку у себя под головой и медленно повторил ее слова с ударением на каждом:

– Похищенная церковь?

– Верно. И когда твой отец это произнес, я сразу пошла к двери. Словно я только этих слов и ждала.

Они лежали дома в своей постели. За окном ярко светило солнце, приветствуя начало нового дня.

– Удивительно, как много в моем сне деталей из реальной жизни, о которых я раньше не знала. А что с этим клоунским нарядом?

– Не знаю, Тина, это ведь был твой сон. И чудной очень даже, сказал бы я так. – Последние слова он произнес с резким шотландским акцентом.

Родители Стэнли действительно были мертвы. В их доме действительно когда-то жили мопсы с кличками Лорел и Харди. В раннем детстве родители звали его Ледком, потому что он обожал фруктовый лед.

– Может, он хоть разок нарядился клоуном в твой день рождения?

– Не было такого.

Лежа на спине, она смотрела в потолок.

– Ненавижу сны. В них всегда так: стоит тебе подобраться вплотную к какому-нибудь великому открытию или озарению, как сон переходит в бессмыслицу либо прерывается. И всякий раз, просыпаясь, ты чувствуешь себя сбитой с толку или обманутой.

Он не сказал ничего. Продолжая глядеть в потолок, она ожидала ответа. Так и не дождавшись, она повернула голову к мужу. Тот внимательно смотрел на ее плечо.

– В чем дело? На что ты уставился?

Молча он ткнул пальцем в простыню рядом с ней. Она повернулась на бок, но ничего особенного не увидела.

– Ну и что здесь такого?

– Под твоим плечом. Там надпись.

Она перевернулась на живот и приподнялась, опираясь на локти. Прямо под ней на простыне обнаружились слова, написанные на простыне черными печатными буквами. Там были слова «похищенная церковь», «Ледок», «омары», «шоколадный мусс» и другие.

Супруги выкатились из постели в разные стороны и откинули прочь одеяло. Всю белую простыню испещряли слова, написанные тем же корявым, но вполне разборчивым почерком. В том числе здесь были слова «Лорел и Харди», «лифт» и «три года». Тина и Стэнли переглянулись, слишком потрясенные, чтобы это как-то прокомментировать.

Прошло много долгих секунд, прежде чем он спросил:

– Кто такая Петра Пейджелс?

Тина пропустила вопрос мимо ушей, поскольку и сама видела здесь немало слов, совершенно незнакомых и ничего для нее не значивших. Так и не сумев отыскать в памяти какую-либо зацепку, она спросила мужа:

– А кто такая Одри Бреммер?

Он вскинул голову и с тревогой взглянул на жену. Та ткнула в имя, написанное на простыне:

– И еще мар… мит? Что такое мармит?

Один-два раза в год Стэну являлась во сне Одри Бреммер. Та самая, взаимности которой он безуспешно добивался на протяжении многих лет и которая вдруг пришла к нему за три дня до свадьбы со словами: «Эта ночь принадлежит тебе». И, ухмыльнувшись, добавила: «Считай это свадебным подарком». Той же ночью в ее квартире, через несколько часов после «вручения подарка», он пробудился, встал и добрел до кухни. Там голая Одри сидела за столом и ела мармит прямо из банки. До той поры он даже не слышал о мармите, а попробовав этой темной густой дряни, не желал слышать о нем и впредь. Тем не менее ни один из его снов об Одри не обходился без появления мармита.

А как насчет Петры Пейджелс? С ней Тина, еще будучи студенткой университета, однажды занималась любовью. Она не сочла нужным поведать об этом приключении мужу, поскольку не была лесбиянкой, – и потом, у каждого ведь есть секреты, которые лучше держать при себе, не так ли?

Однако их постель была с таким подходом не согласна. По белому пространству были в изобилии рассеяны слова, имена и фразы, имеющие отношение к прошлому каждого из супругов, в том числе ко всем их секретам. Ничто не осталось без упоминания. Иные слова казались столь загадочными, что расшифровать их смысл мог только сам хранитель тайны. Однако все они без исключения были здесь, написанные крупно и отчетливо.

По мере созерцания надписей на постели каждый из них все более укреплялся в мысли, что по крайней мере часть из непонятных ему (ей) слов намекала на какие-то тщательно скрываемые тайны другого.