Замужем за облаком. Полное собрание рассказов

Бог? Неравенство? Линда это рассердило! А знают ли они, что такое просто хотеть всего? Не нуждаться, а хотеть, не важно чего – новой ли краски на стены или билета на футбол? Но ты не можешь себе позволить ни того ни другого, потому что должен расплатиться по счетам. Знакомо им такое слово: «расплатиться»? Знакомо. Они рассмеялись и велели ему не валять дурака – что ты, мол, как человек, право слово.

Он проснулся на кушетке в комнате Венаска. Старик пил чай со льдом.

Линд сел и ткнул в него пальцем, словно это шаман был во всем виноват:

– Деньги имеют собственный ум и делают что хотят!

– Правильно. – Венаск отхлебнул чаю.

– И потому, что я делаю со своими деньгами, не имеет значения. Я могу потратить их все на баб или заняться благотворительностью. Потому что они могут пойти туда, а могут не пойти. Могут помочь, а могут не помочь. Может быть, какая-нибудь несправедливость вроде неравенства все изгадит!

– Правильно.

– Ну и что же мне тогда с ними делать? Как, черт возьми, я стану здесь счастлив?

Венаск улыбнулся:

– Вы были счастливы, изучая, что такое быть богатым. Почему бы не продолжить то же самое, но уже с деньгами? Продолжайте изучать, как использовать деньги на хорошее дело, чтобы, если когда-нибудь придет момент, знать, что с ними делать.

Линд нахмурился:

– Но тогда я не сомневался, что когда-нибудь разбогатею. А теперь совсем не уверен, что деньги разрешат мне пользоваться ими, как я захочу.

– Покажите им, что знаете что делаете. Убедите их в своей правоте.

И с тех пор люди говорили об Уильяме Линде как о сумасшедшем. Он разговаривал с деньгами. Беседовал с ними! Он тратил свои миллионы (пока имел их) странными, не поддающимися расшифровке способами. Когда его спрашивали, что он собирается делать, он лишь пожимал плечами и отвечал:

– Не спрашивайте меня, я просто делаю, что мне велят.

После выпуска

Почему сердце бьется, сигареты горят, а некоторые собаки хорошо пахнут? На это есть ответы. Ответы есть на всё, если внимательно приглядеться, но на этот раз Льюису Кенту не дали возможности приглядеться. Что случилось, то случилось, и он уже не мог ничего с этим поделать.

Он проснулся от звонка. Резкое, зловредное дребезжание, которое он узнал даже сквозь сон.

– О боже!

Льюис повернулся на кровати и увидел лицо, которое давно не вспоминал и еще дольше не видел – пятнадцать лет: Дерил Сипп. Дерил Сипп застонал на своей койке у противоположной стены и надвинул на лицо подушку.

Восемнадцатилетний Дерил Сипп, еще до окончания школы принятый в Тафтс. Дерил Сипп, державший в шкафу шесть флаконов итальянского одеколона. Дерил Сипп, у которого была девушка в городе и еще одна в Нью-Йорке.

– Разве сегодня не суббота? Почему, черт возьми, еще не суббота?

На это ушло немало времени, но к тридцати двум годам Льюис Кент смог наконец назвать себя счастливым человеком. У него была интересная работа, жена, считавшая его сексуальным, и маленькая дочка, которая не засыпала вечером, пока папа не подоткнет ей одеяло.

Кент пришел в себя в колледже после несчастного периода учебы в снобистской привилегированной школе для мальчиков в Нью-Гемпшире, где учителя заводили себе любимчиков и двадцать раз в году выпадал снег.

Вскоре после окончания школы ему, однако, стала сниться она и ее обитатели. Это не было кошмаром, но часто он просыпался, выпучив глаза и едва переводя дух. В этих снах контрольные по алгебре, легкоатлетические кроссы и запах столовской еды были так же реальны, как много лет назад.

В этих снах ему снова было шестнадцать или семнадцать и он вбегал в класс, завязывая на ходу галстук, или с екающим сердцем входил на контрольную по истории.

Но Кенту хотелось оставить это время как можно дальше в прошлом. Его жена не раз замечала, что он редко рассказывает о своих школьных годах. Он отвечал в своей спокойной и мягкой манере, что не очень-то весело вспоминать о времени, когда жизнь была не очень-то веселой.

Мы уверены, что некоторые вещи со временем забудем, но от них не так легко отделаться, как нам кажется. Чей-то взгляд после того, как мы что-то сделали; любовь, что пришла и ушла в четырнадцать лет… Мы умны и рациональны, но над этим не властны. Для Кента сны о школе были как прикосновение к рубцу на месте старой глубокой раны: щекотно, из памяти всплывают страх и ощущение, что это что-то твое. Детские воспоминания – это наши рубцы, и мы часто бережем и лелеем их так же, как и ненавидим.

– Боже, уже девятый час! – Сипп в своих белых трусах вскочил с кровати и бросился в ванную.

Льюис продолжал смотреть на его пустую постель. Снаружи послышались мальчишеские голоса – вопли, ругань, хохот. Он обалдело выглянул в окно и увидел серое, как сталь, небо. Хотя прошло пятнадцать лет, он по-прежнему знал, что осталось семь минут, чтобы одеться и спуститься в столовую на перекличку. Перекличка! Через пятнадцать лет он с отличием окончит колледж, пройдет Вьетнам и женится на девушке, казавшейся ему невозможно красивой и недоступной. Да, все это будет, но теперь он снова боялся переклички перед завтраком.