Замыкающий

Вдалеке загудел мотор машины, и новенькая иномарка сверканула на повороте. Торговый ряд вытянулся в струнку, словно при появлении начальства. Серебристое диво, взвизгнув, остановилось. Из нее медленно вылезла сухопарая, черная, как галка, бабенка в джинсах, зябко передернув на байкальском ветру узенькими, даже в куртке, плечиками, вздернув тонкие, бесцветные губки, она оглядела ряд и сразу направилась к бабе Клане. Это уж как повелось: все проезжающие сразу шли к ней. Широко, усядисто, коренасто восседает старуха, и такой у нее надежный корневой вид, что вначале идут посмотреть на нее, а потом уж непременно купят и омулька, и сальца, и доперестроечную кофтенку, и самотканый кружок. К вечеру все разойдется. Бабенка долго оглядывала бабу Кланю, потом потрогала пальчиком омуль.

– Ну и сколько? – равнодушно спросила она.

– Пятнадцать, милая.

– Озверели вы здесь, что ли?! – Он сейчас в Иркутске пятнадцать – килограмм.

– Мы-то, милая, еще человеки… А ты ба своими грабельками-то не хватала рыбу. Ты имя́ мужика, поди, «товар» щупашь, а кто потом после тебя этот омуль кушать будет?

Дамочка фыркнула и вдруг прямиком направилась к Милке! Мужик ее, плотный, бритоголовый, едва вынесший свои хорошо уложенные жиры из машины, тоже направился к бабе Клане.

– Мне десяток положите, пожалуйста, – громко выговаривая, приказала дамочка.

Милка обомлела. Потом, часто заморгав глазами, засуетилась, выискивая пакеты, лежавшие перед глазами.

– Выбирайте, – предложила она, скрывая волнение.

– Чего тут выбирать? Ложьте!..

– Кладите, – хотела сказать Милка, но вовремя вспохватилась и сладко запела: – Свежий омулек, вчера выловили. Ночью коптили… – она быстро уложила рыбу в пакет.

Мужик подошел к дамочке:

– А там че? Там лучше омуль!

Дамочка двумя пальцами взяла пакет с рыбой и подала его мужу. По тому, как она хозяйски распоряжалась кошельком из своей куртки, Милка вывела, что перед ней супружеская пара.

– Он несвежий, – громко сообщила дамочка.

– Сама ты несвежая, – спокойно ответила баба Кланя. – Напялила штаны…

– Может, джинсы посмотрите. Из Италии, – обнаглела Милка. Удача сопутствовала ей ныне. Она, правда, еще не раскрыла товарный баульчик и ляпнула от избытка чувств при виде кредиток, поданных ей покупательницей.

– Покажите, – не отрывая оскорбленных глаз от бабы Клани, произнесла проезжая.

– Че, с дуба рухнула? – возмутился муж. – Кто их счас носит? Ты мне пива лучше купи!

– Джинсы всегда в моде и всегда нужны, – внушила ему отчетливо дамочка, и Милка, не помнящая себя от удачи, суетливо порывшись в бауле, нащупав первую попавшуюся джинсовку, подала ее женщине.

– Вот, подруга из Италии привезла неделю назад. Ну не подходят и все мне. Прямо до слез жалко продавать. Может, еще подумаю. – Милка изобразила нерешительность. Эти джинсы она таскает второй год, с первого дня, как ввязалась в эту челночную компанию, и никак не может продать – уж больно вид линялый у них…

– Можете не сомневаться, – токовала Милка. – Новейшая модель. В Италии их только начинают носить. Новейшая.

– Не гони пургу, дура! – ошалело произнес муж в воздух. Дамочка глянула на него уничтожающе.

– Сколько? – зловеще произнесла она.

– За полторы отдам! Как первому покупателю. Исключительно из личной симпатии. – От собственной наглости Милку бросило в жар, она изрядно струсила.

Дамочка развернула штаны. Вид у них был довольно жалкий.

– Я возьму, – коротко сказала она и вынула из своего кошелька деньги.

Новенькая иномарка, плавно отходящая от базарчика, показалась Милке взмывающей жар-птицею. «Какой день, – подумала она. – Вот оно, везение!.».

– На базаре два дурака, – оскорбленно заметила баба Кланя. – Один продает, другой покупает.

– А ты, бабка, почаще языком чеши, а мы озолотимся. – Рыжая, раскрасневшаяся от хорошо принятой катанки, а потому веселая, вылетела из-за поворота. Она присела на стульчик, скрутив свои тощие бескостные ноги так, как умеет это делать только она, и манерно прикуривая темными заскорузлыми уже пальцами. – А ты чего – Италия, Италия… Счас Америка – Вашингтон!

– А в Италии Венеция… Джульетта! – засмеялась Милка. – Я в училище Джульетту играла.

– А у меня ниче не пропадет. У меня все раскупят, – не унималась баба Кланя. – Им че… Сволота эта… Разорили матушку-землю… Пограбили… У их деньги бешенаи. Пятнадцать ей много… А ты поболтайся-ко в Байкале во льду-то этом за пятнадцать. Да постони ночами, как мой рыбак мается… На штаны вон, дура, и не глянула. У ей деньги – мусор… А снасти, а лодки. «Товар несвежий»… Сука!

– О! – Нинка торжественно подняла вверх палец. – А сукам счастье.

– То-то у нас с тобой счастья. Невпроворот, – деловито заметила ей Милка, укладывая выручку на поясе.

– А я без мужика не жила. Не то что ты… Привязалась к своему буряту.

– С чего он бурят-то?

– А кто он? Глаза косые, рожа – блин-компот, я извиняюсь… И тот от тебя бежит… Кукуешь по ночам-то!

– На себя посмотри. От меня еще бегают. От тебя давно сбежали, подруга!

– Мимо меня не пробежит. Я свое все одно не упущу. Я секрет мужика давно раскрыла.

– Ну?!

– А че… Нехитрый. С имя пить надо.

– Водку? – бабы захохотали.