Замыкающий

«Прямо как волшебной палочкой орудует», – усмехнулась про себя Милка. Однако она не могла не отметить, как неспешно и спокойно Клавдия организовывала похороны. Все у нее складывалось само собою, без суеты и шума. По негромкому ее слову соседки стряпали, варили, коптили омуль. «Мне даже бы с деньгами так не устроить», – горько подумала Милка. К полудню, во время отпевания, повалил наконец снег. Густой, мягкий, и сразу посветлело в доме, и в окно кинулась вдруг и ушиблась синица.

– Ешо покойник будет, – убежденно объявила Рыжая.

На кладбище едва засыпали могилу, а она уж под снегом. Ограду расширили. Толик возлег у ног отца своего.

– А я уж вот здесь, – указала Степанида.

На первый поминальный стол, как водится, первыми сели дети. Их торопили. У дверей после стола Клавдия раздавала им булки и конфеты.

– Поминайте, поминайте, дети. Скушайте и вздохните по рабу Божию Толику, – увещала Степанида. – Дети – самые верные поминальщики. Их Матерь Божия слышит.

Милка смотрела на мать и не узнавала ее. Она словно помолодела. Завидная энергия сквозила во всех движениях девяностолетней Степаниды. Лицо отчеканилось, в глазах появился блеск. Она словно оживала вновь.

За детьми села култукская бывшая знать. Клавдиина гвардия. Базовские, кладовщицы, бухгалтера, работники бывшего леспромхоза. Все уже пенсионеры. Они были в шубах, с песцами и соболем на воротках, в добротных старомодных костюмах. Роскошный стол во весь дом ломился от изобилия. «Бедный Толик, – думала Милка, – оголодавший до истощения в последние месяцы своей жизни, знал бы он, какие у него будут поминки».

Третья смена была попроще. Соседи, одноклассники покойного и, наконец, култукская бичевня. Помятые, синюшные, ждавшие своей очереди стороночкой. Они кушали деликатно, пили скромно. Все получили булочки и Изину катанку с собою. Клавдия работала, как двужильная. И если Милка после бессонных ночей валилась с ног, то Клавдия, спокойно и неустанно перебирая по дому толстыми ножищами, обслуживала все смены столов, подавала, наливала, подкладывала, провожала, искала одежду поминальщиков, раздавала булочки. И все она делала одинаково со всеми, без различия. И чем больше она работала, тем, казалось Милке, становилась свежее и значительнее. Георгий молча двигался у нее на подхвате, и в движениях, взглядах, негромких перемолвках обоих супругов ясно ощущалось абсолютное понимание и сжитость.

«Сжились, – горько думала Милка, – не слюбилися, дак стерпелися».

Напослед уже сели все родные и бабы-соседки, да помогальщицы. Клавдия убрала с соседками последний стол и накрывала для своих. Этот последний стол был попроще накрыт, но по-домашнему обильнее. Котлеты с верхом в чашке. Омуль разложили по тарелкам. Мясо поставили в кастрюле. Со дна – послаще.

Клавдия села в самом заду, когда почти все уместились. Георгий, потоптавшись, подсел к жене. Милка, которую вновь забыли, оказалась рядом с ним на единственно свободном стуле. Шумно устраивающееся застолье вмиг утихло. Все смотрели на троицу. Клавдия уже накладывала себе в тарелку пюре с котлетами и, почуяв напряжение за столом, оглянулась. Секунду она задержала свое блюдо над столом, потом разрешающе махнула рукой землякам: не берите, мол, в голову, поминайте.

– И то правда, – согласилась вслух Таисия. – Мириться надо. Сестры…

Первую рюмку выпили стоя. Клавдия выпила ее полностью и принялась за еду. Ела она основательно и строго, соблюдая чин. Вначале блин с киселем, потом ужинала, доедая каждое блюдо до ложки, подчищая его хлебцем. Потом, оглядевшись, накладывала новое, не забывая о муже. Георгий ел, как привык, все, что подложит жена. Милка то пощипывала, то переедала. То, взволнованная забытой близостью Георгия, сидела, уставившись в тарелку. Поев, Георгий поерзал между сестрами и вылез из-за стола. Клавдия оказалась рядом с Милкою.

– Ну размахнулись вы, молодцы, – похвалила Варвара. – Толик столько за жизнь не съел. Столь народу! Анютка, ты считала, сколь?!

– Че тут считать, – ответила старшая невестка, – четвертый стол, человек по шесят..

– Считай, пол-Култука… Вот честь Толику-то.

– Принесли больше, – отмахнулась Клавдия. – Спасибо всем. Помогли, не оставили.

– Да, своя землица не оставит, – вздохнула Таисия.

– Хоть бы успеть в свою землю лечь. А то продадут нас китайцам. И шкуры сдадут…

– Кто?!

– Да кто, сволота-то эта! Видала по ящику-то, борова одне?

– Брось, брось! Путин наведет порядок!..

– Порядок! – возмутилась Таисия. – Порядок. А землю продает.

– Кому?

– Да кому не лень! Мы-то с тобою на могилку не заработали. Оне вон все разграбили. Теперь нас продадут.

– Будя, будя! Матерь Божья не даст Россию продавать.

– А, надоели вы со своей церквою…

– А ты с партией!

Клавдия, отставив тарелку, взяла со стола бутылку.

– Помянем, сестра, брата.

– Давно бы так! – воскликнула баба Кланя.

– Все уж, таперь чего делить. Разделено уже все… – подхватила Варвара. Сама взяла рюмку, но увидела Митяя с порога, садившегося за стол. – Ку-у-да?! Третий раз садишься!

– Не позорь мужика! Дома разберетесь!

Клавдия выпила махом до дна.

– Горькая, язви ее. Как они ее жрут?