Занавес упал

Сейчас, глядя на кружащиеся в лучах света пылинки, он думал о том, что его уже ищут. Цеплялся за эту мысль, как за спасательный круг. Мама, конечно же, найдет. Она всегда добивалась своего, а ради сына горы свернет. Ох поскорей бы, поскорей…

Взгляд переместился на труп журналиста.

— Все из-за тебя, Фролов, — прошептал Артур. — Ненавижу тебя… ненавижу…

Резко затошнило, но рвотные позывы продлились всего несколько секунд. Артур облизал пересохшие губы, прикрыл глаза. Очень хотелось пить, перед внутренним взором возникла бутылка с минералкой, потом еще одна и еще… целые стеллажи до горизонта с бутылками с водой. В них искрились пузырьки — такие чудесные, манящие и будто бы живые.

Он отметил, что за всю свою жизнь ни разу не испытывал ни сильного голода, ни сильной жажды. Сколько себя помнил — на обеденном столе всегда были деликатесы. И воспринимал это как должное. Однажды, будучи еще ребенком, он увидел по телевизору экзотический фрукт, похожий на волосатую клубнику, со странным названием «рамбутан». Сказал всего лишь одно волшебное слово: «Хочу!» — и уже к вечеру деликатес лежал перед ним на тарелке. Быть может, именно тогда он впервые испытал чувство превосходства над другими людьми, в полной мере осознал собственную значимость. Ведь именно ради его прихоти прислуга носилась по зимней Москве, разыскивая рамбутан, фрукт, который ему даже не понравился — откусил кусочек, поморщился и отодвинул тарелку. Мама ни в чем не отказывала. Голод и жажда казались чем-то из жизни маленьких людей, для которых слово «хочу» не являлось волшебным.

Несправедливость — вот какое определение дал Артур своему положению. Высшая степень несправедливости. Он ведь был застрахован и от голода, и от жажды, и от боли. И страховка должна была действовать до самой его смерти в очень преклонных годах. Так почему он здесь, в вонючей дыре, в компании разлагающегося трупа? Это какая-то ошибка. Одна большая ошибка! И кое-кто за это ответит. Обязательно!

Локомотив «несправедливость» приволок вагон с кипящей злостью. И очень даже кстати. Дело плохо — злость в помощь. Мощным потоком она смыла состоящую из боли и отвращения преграду, и Артур, сунув фонарик в карман пиджака и стиснув зубы, пополз к лучам света. Он упирался руками, подтягивал тело, кряхтя и помогая здоровой ногой, и садился. Упирался, подтягивал и садился. Получалось неплохо. Метр, еще метр…

Потревоженные мухи закружились над трупом, в их жужжании Артур слышал упрек. Конечно, без нового жильца этим тварям здесь было спокойней, знай себе откладывай личинки в мертвую плоть. Идиллия, черт возьми, маленький зловонный Эдемчик. Артур усмехнулся своим мыслям и удивился, что еще способен усмехаться — великая сила злости творила чудеса.

— Мама скоро найдет меня, вот увидишь, урод! — обратился он к мертвецу. — И скоро у тебя будет новая компания, Свинья с Волком.

В ноге запульсировала боль. Артур скривился, зажмурился, подождал, пока пожар в голени не превратится в тлеющие угли, и открыл глаза. Подтянул тело еще немного и оказался возле трупа. Цель достигнута.

Морщась от жуткой вони, Артур уставился на колодец. Прикинул, что до поверхности земли метра четыре, не меньше. На самом верху под поддоном, как подлая насмешка, торчал обломок ржавой лестницы. Бетонные стены колодца в некоторых местах поросли лишайником, а из трещин выглядывали шляпки бледных, почти прозрачных, грибов.

Свобода была так близко и в то же время далеко. Четыре метра. Артур понял: этот путь непреодолим. Во всяком случае, для него. С таким же успехом можно штурмовать Эверест без специального снаряжения. Трещины в поверхности колодца были слишком мелкими, чтобы просунуть в них пальцы и зацепиться, да и до этих трещин нужно как-то добраться. Нет, нереально. А уж с покалеченной-то ногой…

Артур сел поудобней, подтянул штанину и коснулся пальцами распухшей голени. Закрытый перелом? Судя по всему — вряд ли, боль тогда была бы адской, и любое движение сводило бы с ума. Возможно, трещина в кости. Ну ничего, скоро о покалеченной ноге позаботится один из лучших хирургов Москвы. Как же его фамилия? Полтавченко, кажется. Мама с ним уже много лет в дружеских отношениях.

К лицу подлетела муха, Артур отмахнулся от нее и устремил взгляд в темный тоннель по ту сторону от мертвого журналиста. А что там? Вряд ли путь к свободе, но проверить стоило. Все ж лучше, чем сидеть на одном месте. Несмотря на боль, ему хотелось двигаться — это был внутренний зуд, коктейль из адреналина и надежды. Движение не позволяло ощущать себя частью этого вонючего места.

Он вынул из кармана фонарик, включил и направил его в темноту. Свет озарил бетонную растрескавшуюся поверхность трубы, и если там что-то и было, то мощности фонарика не хватало полностью рассеять мрак.

Артур пополз, волоча больную ногу и стараясь не коснуться мертвеца. Труп преграждал путь, пришлось двигаться в неудобном положении, прижимаясь к вогнутой стенке тоннеля.