— Что до истории об отхожем месте и о молитве — это все выдумки и ложь, ибо отец не был столь глуп, чтобы поступать подобным образом. На самом деле это был умнейший и проницательнейший человек. Просто в присутствии вазиров он имел обыкновение вставлять в свою речь странные выражения и изображать из себя недоумка, чтобы их не пугала его близость с халифом и чтобы они не причинили ему вреда. Я могу, — добавил он, — рассказать вам историю, которую сам слышал от отца и которая покажет вам, сколь разумен он был, и вы поймете, что человек, который умел вести себя так, никак не мог совершать те поступки, о которых толкуют.
Я просил его продолжать.
— Мой отец, — начал он, — рассказывал, что однажды Абу-ль-Хасан ибн аль-Фурат, будучи в должности вазира, затаил против него неприязнь и принялся его всячески преследовать.
Отец говорил:
— Он посылал своих людей в мои поместья, приказывая им отменять заключенные со мной сделки и безжалостно поносил и унижал меня, когда я бывал в его доме. Он не упускал случая оскорбить меня, как только я попадался ему на глаза. Я тщетно пытался прибегнуть к посредничеству разных людей и делал все, что должно было бы примирить нас. Но, несмотря на все мои старания, он продолжал всячески нападать на меня, а я терпеливо сносил все это в надежде, что он наконец изменит свое отношение.
Однажды, войдя в его дворец, я услышал, как его хаджиб сказал: “Какое сокровище ходит по земле! Целый миллион динаров, и никто не берет их!” Я понял, что он повторяет слова своего хозяина и что вазир замыслил разорить меня. В то время у меня было семь миллионов динаров в деньгах и драгоценных камнях, не считая другого имущества. Я очень огорчился и не спал всю ночь, размышляя, как мне следует поступить. Под утро мне пришла в голову хорошая идея. Я немедленно поехал к нему во дворец, но оказался перед запертой дверью. Я постучал. Привратники спросили, кто пришел. “Ибн аль-Джассас”, — ответил я. Они сказали: “Сейчас не приемное время, вазир спит”. Я сказал: “Скажите хаджибам, что я пришел по делу”. Один из хаджибов немедленно вышел и сказал: “Он скоро проснется и тогда примет тебя”. Я ответил: “Дело слишком срочное, оно не терпит отлагательства, разбуди его и так и скажи от моего имени”.
Домоправитель ушел, а через некоторое время вернулся и повел меня по дворцу. Мы шли из покоя в покой, пока не очутились в спальне вазира. Он сидел на своем ложе, а вокруг ложа было штук пятьдесят циновок для его рабов, которые, по-видимому, охраняли его. Рабы поднялись и убрали свои циновки. Вазир был охвачен страхом и, думая, что случилось что-нибудь ужасное или что я привез послание от халифа, горел нетерпением узнать, что я собираюсь ему сообщить. Он повелел мне приблизиться и спросил, что привело меня в такое время.
Я сказал: “Я пришел с доброй вестью; ничего страшного не случилось, и нет у меня никакого послания и никакого дела, кроме того, которое касается только вазира и меня и которое я могу сообщить ему только с глазу на глаз”. Он успокоился, приказал всем выйти, а когда они удалились, спросил, что я собираюсь ему сказать.