Занимательные истории

Люди, от которых я слышал большинство этих историй, передавали их мне в обычной беседе, когда после умных и ученых рассуждений, боясь утомить своих слушателей науками и премудростью, они хотели поддержать разговор, давая темы для обсуждения, передавая предания о былом и рассказывая о нынешних временах, сопоставляя обычаи различных народов и характер различных событий, проводя сравнение между тем, что они сами видели, и тем, о чем они слышали, порицая деяния людские и повествуя о том, как люди страдали от выпавших на их долю превратностей судьбы, и о тех чудесах, о которых им рассказывали. Всякую тему они преподносили в соответствии со вкусами собеседников и тем, какое направление они хотели придать беседе. Я прислушивался к тому, что они говорили, а потом пользовался этим в различных обстоятельствах как примером.

Прошли годы, и старики, которые передавали эти истории, поумирали, и немногие из такого рода людей остались в живых, а с их смертью все, что они знают, будет утрачено, если только кто-нибудь не запомнит их рассказы. А между тем я понял, что наши цари и правители в благородстве нравов значительно уступают тем знатным людям, о которых повествуют эти рассказы, иначе мы сами могли бы видеть подобных людей и не было бы нужды запоминать и записывать примеры из былых времен. Более того, как видно из этих историй, теперешние правители по своим характерам, привычкам, нравам и обычаям являют прямую противоположность своим предшественникам и отличаются от них до такой степени, что, если кто-либо из еще живущих стариков рассказывает какую-нибудь такую историю в присутствии правителей и сильных мира сего нашего времени, особенно если в ней речь идет о щедрости, доброте и благоденствии, о великодушии и роскоши или о возвышенности нравов, они в нее не верят, отвергают ее как небылицу или порицают как сумасбродство, ибо не могут себе представить ничего подобного.

Их мелкие достижения кажутся им великими в сравнении с величайшими делами, упомянутыми в этих рассказах. Их умы не в состоянии постигнуть что-либо подобное тем благородным чертам и свойствам, так же как сердца их не подходят для свершения чего бы то ни было подобного тем похвальным поступкам и достойным деяниям. И это несмотря на то, что в наше время среди тех, кто обучает молодежь, среди ученых и адибов, наставляющих людей в мудрости, среди знатоков в разных областях науки и адаба, мастеров в серьезном и в шутливом, а также в искусствах многие своим дарованием, внутренним и внешним благородством, умением и мастерством значительно превзошли своих предшественников, рожденных в те давние времена.

Однако в наше время такие люди получают от сильных мира сего всего лишь почет, без денежных вознаграждений, и только такие милости, которые не влекут за собой никаких затрат. Они не дают такому человеку высокого поста, а только время от времени обращают к нему свой взор. Причина этого кроется в испорченности нашего века, уступающего в мудрости веку минувшему: нравы ныне ухудшились, а былые представления стерлись и изменились. Недостает жажды знаний, не хватает благородных устремлений. Простых людей от подобных вещей отвлекает забота о хлебе насущном, а сильные мира сего довольствуются лишь удовлетворением своих животных страстей. Мы достигли того состояния, о котором в преданиях говорится, что времена будут становиться все хуже и хуже, жизнь человеческая все горше и горше и день Страшного суда грянет над самыми наихудшими из тварей.

Абу-т-Таййиб аль-Мутанабби прочитал мне из своей касыды, как он описывает наше теперешнее состояние:

Сыновья (прежнего) времени вступали в него, когда оно

было в расцвете юности,А мы вступили в него, когда оно уже одряхлело.

Случилось так, что в 360 году[17] я после многолетнего отсутствия появился в некоторых домах Багдада и не нашел в них тех, из кого раньше состояло общество столицы и чьи беседы придавали ему блеск. Я встретил там лишь немногих оставшихся шейхов. Мы поговорили, и я увидел, что старые рассказы, которые я хранил в своей памяти, сейчас преданы забвению и о них редко вспоминают, а те из них, которые еще имели хождение, были сильно искажены. При этом всякий, кто пересказывал что-либо из слышанного нами прежде, добавлял туда еще что-нибудь такое, что вконец портило историю и меняло ее смысл. И тут я понял, что любая из забытых мною историй могла бы, если бы она сохранилась в моей памяти, составить тему для застольной беседы того или иного рода.