(1, 155, 287) Вот что рассказал мне катиб Абу Али аль-Хасан ибн Мухаммад аль-Анбари со слов Сафи аль-Хурами, слуги и вольноотпущенника аль-Мутадида:
— Однажды, — сказал он, — я шел впереди аль-Мутадида, когда он направлялся во внутренние покои. Подойдя к дверям покоя, принадлежащего матери аль-Муктадира, Шагаб, он остановился, чтобы послушать, что там происходит, и подглядеть в просвет между занавесями. Там он увидел аль-Муктадира, которому было тогда около пяти лет, сидящего в окружении десяти мальчиков-рабов его возраста. Перед ним на серебряном блюде лежала гроздь винограда — в то время года это было редкое кушанье. Мальчик съел одну виноградинку, а потом стал раздавать всем по очереди по виноградинке. Когда очередь доходила до него, он ел, а за ним ели все остальные, пока он не роздал весь виноград. Аль-Мутадид вспыхнул от гнева и ушел, не заходя в покои.
Увидав его недовольство, я спросил, чем оно вызвано и почему он так поступил. “Сафи, — ответил он, — если бы я не боялся адского огня и позора, я бы убил сегодня этого мальчика, ибо его смерть пошла бы на пользу мусульманам”. — “Господин, — сказал я, — да хранит его небо! Что сделал этот мальчик? Да защитит тебя Аллах, господин! Проклятье дьяволу!” — “Горе тебе, — отвечал он, — я знаю, что говорю. Я управляю государством, и я привел его в порядок, в то время как прежде, до меня, оно было в полном расстройстве, но я умру и знаю, что после моей смерти народ выберет моего сына. На трон возведут Али аль-Муктафи, но, я думаю, ему не суждено долго жить, потому что он страдает тяжким недугом (Сафи сказал, что аль-Мутадид имел в виду золотуху). Он скоро умрет, и народ, желая сохранить власть за моей семьей, не найдет никого старше Джафара и изберет его. А он еще ребенок, он щедр от природы. Ты сам видел, как он кормил этих мальчишек тем же, что ел сам, и разделил поровну столь редкое кушанье, а ведь обычно мальчики жадны. Женщины, близкие к престолу, одолеют его, и он станет раздавать им накопленные мною деньги так же, как роздал этот виноград. Придет конец благоденствию в государстве, он погубит его. Пограничные области будут утрачены, дела придут в полный беспорядок, бунтовщики восстанут, и произойдут такие события, которые приведут к падению власти Аббасидов”.
“Нет, господин, — ответил я, — да продлит Аллах твою жизнь, чтобы твой сын успел еще при твоей жизни вырасти и достигнуть зрелых лет, изучая твое правление и во всем уподобляясь тебе, чтобы твои страхи никогда не сбылись”. Он ответил: “Запомни, что я тебе сказал, ибо так все и сбудется”.
Весь тот день аль-Мутадид был мрачен.
Вскоре судьба нанесла свой удар: он умер, его преемником ненадолго стал аль-Муктафи, а после его смерти трон перешел к аль-Муктадиру — все, как предсказывал аль-Мутадид. И всякий раз, когда я видел, как аль-Муктадир, напившись допьяна, требовал денег, и их доставляли ему, и развязывали кошельки, а он раздавал их содержимое своим женам и рабыням или играл на эти деньги и расточал их на всякие подарки, я со слезами вспоминал слова господина моего аль-Мутадида.
Сафи рассказал мне еще одну историю:
— Однажды, — сказал он, — я стоял около аль-Мутадида, когда он захотел умастить себя благовониями. Он послал за слугой, который ведал его хранилищем благовоний. Когда этот человек явился, халиф спросил его, сколько у него ароматической мази. Тот ответил, что у него более тридцати китайских кувшинов мази, изготовленной при разных халифах. “А какая лучше всего?” — спросил аль-Мутадид. “Та, что изготовлена при аль-Васике”, — ответил слуга.
Аль-Мутадид велел принести эту мазь, и несколько рабов внесли на носилках огромный кувшин. Когда кувшин открыли, оказалось, что ароматическая мазь побелела от плесени и загустела от времени, от нее исходил удивительно сильный запах. Аль-Мутадид был поражен и, проведя рукой по горлышку кувшина, чтобы снять ту малость, которая к нему пристала, и не трогая содержимого самого кувшина, смазал этим свою бороду, говоря, что не смеет потревожить поверхность этого вещества, а потом велел унести кувшин. Рабы повиновались.
Но прошло время, и однажды, когда халифом был уже аль-Муктафи, он сидел и пил вино, а я стоял рядом. Пожелав умаститься ароматической мазью, он послал за слугой и, расспросив его о разных сортах ароматической мази, получил тот же ответ, что и его отец. Тогда он велел принести кувшин аль-Васика. Кувшин принесли и открыли. Халифу это благовоние очень понравилось, и он приказал достать немного из кувшина. Слуги извлекли примерно тридцать мискалей, из которых халиф тут же взял сколько ему было надо, а потом велел принести ларец для благовоний и положил в него остаток, чтобы использовать его когда понадобится.