Западня

Я спрыгнул на дорожку. Но стон не прекращался. Я прикоснулся к выступу — руки мои окрасились кровью!

Пораженный этим открытием, я рванул руками серебристую поверхность — она оказалась мягкой на ощупь. Ещё, ещё — и вот у меня в руках обрывки серебристого, мягкого как шел волокна.

Я взглянул на пирамиду — и обомлел. В тех местах, что я очистил своими руками, я увидел человеческое лицо, точнее, его часть — помятый кровоточащий нос, который я принял за выступ, и отверстый беззубый рот с тонкими бледными, почти бесцветными губами. Из этого рта вывалился опухший синий язык.

Человек — если это был человек — задыхался. Он хрипел, с губ падала кровавая пена. Он пытался что-то мне сказать, извиваясь, как червяк на крючке рыболова. Делая последние усилия.

В самом деле! Червяк! До меня только сейчас дошло, отчего пирамида — вверх ногами. Человек висит вверх ногами — а его ноги широко раздвинуты — и каждая нога привязана к чему-то за отдельные веревки!

Матерь Божия! Я поднял голову вверх — и только теперь заметил, что серебристые дорожки — это нити-веревки — и они здесь повсюду — сверху, снизу. Они переплетаются, раздваиваются, растраиваются, а между ними, на них — висят эти нелепые перевернутые «пирамиды»-кульки из таких же нелепых и страшных фигур!

Я рванулся к «своей» и принялся что было сил рвать путы, чтобы освободить несчастного из серебристого плена. Но было уже поздно. Бедняга перестал извиваться и испустил дух. Несчастный задохнулся собственным языком.

Его лицо до сих пор стоит передо мной. Черные круги вокруг щелочек-глаз, застывшая гримаса боли и ужаса, ввалившиеся щеки, желто-пергаментная кожа лица-скелета с резко проступившими скулами, покрытое слизистой коркой с примесью запекшейся крови…

К горлу подступила тошнота. Я попятился назад, поскользнулся и — полетел в кромешную черную бездну.

3.

Проснулся я от удушья. Ничего не видя, но чувствуя каждой клеточкой лица опутавшие меня шелковистые нити. Большого труда мне стоило освободиться от них — все тот же живой покров из длинных черных волос Дианы.

Я свалился с кровати на пол и долго не мог надышаться.

Диана спала. Все в том же странном и со стороны ужасном насекомьем оцепенении она смотрела своими невидящими, широко открытыми глазами в потолок, и почти не дышала. Рот её приоткрылся и из ярко-красных губ виднелись белоснежные остренькие зубки. Она улыбалась во сне. И эта людоедская ухмылка не предвещала для меня ничего хорошего.

Решимость покончить с кровожадной ведьмой окончательно созрела у меня в груди. Не осталось в сердце ничего — ни страсти, ни жалости, один холодный расчет. Надо уничтожить ТВАРЬ, пока она не сожрала и меня. Ведь как знать, сколько у неё продлиться «брачное оцепенение», о котором говорил, судя по всему, уже мертвый «терминатор»? День, два, три? Сколько раз она способна спариваться, перед тем, как отложить кокон? Да и какой сегодня день? Сколько времени я провел в этой «комнате»?

Я решил выбросить все эти вопросы из головы и сделать главное. Я даже не думал в тот момент о том, как я выберусь из Логова, если убью её. Ведь эта комната с кроватью — я понимал это отчетливо — всего лишь иллюзия.

Главное — уничтожить хищную ТВАРЬ, не промахнуться, как в предыдущий раз. Ведь такого шанса мне (а, может, и никому более во всем свете!) не выпадет больше! Теперь я имею колоссальное преимущество перед ТЕМ разом — она крепко спит. Думать о том, насколько может крепко спать насекомое, мне не хотелось.

Но легко сказать убить, но как это сделать?

«В волосах её сила», — вспомнил я слова моего паукообразного доброжелателя.

Но у меня не было ни ножа, ни тем более ножниц. Да и будь они у меня, попробуй-ка подойти с таким оружием к ней! Даже сейчас волосы на её голове шевелятся, как змеи. Если не задушат, то уж точно разбудят свою хозяйку в момент опасности!

Пока я стоял в раздумье, как исполнить свой замысел, Диана всхлипнула во сне и сладострастно изогнулась телом. Бог ты мой, сколько же ЕЙ нужно, чтобы насытиться наконец! Впрочем, может быть как раз в этой дикой и необузданной страсти — мое (и не только мое) спасение.

Повинуясь нарастающему желанию (даже в этот момент она излучала поистине дьявольскую привлекательность, привлекательность, не основанную на внешней красоте, хотя назвать её некрасивой нельзя — тело у неё — тело богини), я подошел к постели и ласково провел рукой по её телу.

Тело подалось, ответив на ласку. Я продолжил, не оставляя без внимания ни сантиметра её восхитительно нежной, бархатной кожи, покрытой еле заметными шелковистыми волосками. От губ до грудей — все ниже и ниже.

Сладостная истома волной прокатила по всему её телу. Но ОНА не проснулась, что на её месте сделала бы любая другая женщина. Впрочем, ОНА И НЕ БЫЛА женщиной.