Я смутно припомнил, что самки пауков — уж не знаю, точно ли ОНА из их рода или только принимает на себя такой облик — в состоянии любовного экстаза почти полностью неподвижны, почти парализованы — самец может передвигать её по паутине, как мебель, и она ничего не способна сделать. Премудрая природа таким образом нейтрализует хищнический инстинкт паучихи в самый важный момент в её жизни, чтобы ничто не смогло воспрепятствовать деторождению. А если это так, то, может быть, если…
И тут у меня в голове созрел ПЛАН.
Никогда в жизни я не делал и, наверное, не сделаю того, что я делал тогда. Вся жажда жизни, что теплилась в моей душе, вся ненависть к этой гадине, которой поистине нет названия, вся страсть к мести за друга и благородное желание спасти других, потенциальных жертв её хищничества… Все это слилось в один страстный порыв, неразрывно смешавшись с настоящим желанием ЕЁ тела, вылилось в поток ласк, которыми я, словно паутиной, опутал её.
Не буду приводить подробностей. Несмотря на откровенность моего правдивого рассказа о встрече и борьбе с чудовищем в женском обличье, об этом я писать не могу. Мне неприятно вспоминать, но в тот момент сплав желаний был таков, что моя кровь буквально кипела в венах, взор заслонял розовый туман, глаза жег липкий пот страсти, поэтому в тот момент мне было все равно.
Когда ЕЁ блаженство приближалось к пику, я замедлил темп, продлевая её удовольствие. Конец её удовольствий мог означать и МОЙ личный конец. Судьба несчастных любовников паучих всех разновидностей не выходила у меня из головы даже в эту сладостную минуту. Но у меня было, в отличие от них, одно преимущество — они были рабами инстинкта, заставлявшего делать это вопреки здравому смыслу, а я… Я был человеком, разумным существом, обладающим знаниями, я мог предвидеть последствия моих и, главное, ЕЁ поступков!
Она закатила свои невидящие глаза, вцепившись потными ладонями в спинку кровати, до крови закусив губы. Я взглянул на её перекошенное страстью лицо, на хлопья розоватой пены, выступившей у уголков губ, и только сейчас заметил, что до этого агрессивно шипевшие волосы-щупальца успокоились и, наоборот, как ласковые кошечки стали льнуть к моим рукам. Я нежно провел руками по ним, пропустив их через мои пальцы, и кожей почувствовал, как сладострастно они завибрировали.
И только тогда во всей полноте мне открылся смысл таинственных слов: «В волосах ЕЁ сила»!
Я стал нежно массировать волосы, как никогда до этого не делал, вложил в эти нехитрые движения всю силу моей страсти. Волосы затрепетали ещё сильнее, обвивая, словно лианы стволы деревьев, мои руки ещё сильнее, требуя все больше ласк. По телу Диана прокатились новые волны наслаждения. Она закричала от восторга.
Продолжая делать то, что начал, я стал постепенно разделять волосы её на две пряди — они не сопротивлялись, целиком отдавшись моей воле. Затем я неспешно стянул обе пряди в толстый жгут — и снова — ничего. Волосы с восторгом отдались той игре, что я затеял.
Затем, соединив оба жгута у основания шеи, я перекинул их на грудь и стал постепенно затягивать узел, одновременно продолжая массировать и ласкать их.
Диана хрипела и трепетала на кровати от сладострастного восторга. Ноги и руки её бились в любовной дрожи. А между тем я затягивал узел все туже и туже, сам изнемогая от наслаждения — наверное, в волосах был какой-то яд, как это водится у многих пауков. Ребра, казалось, трещали от бешеных ударов сердца, я задыхался, словно делал марафонский забег, от щипавшего глаза пота я смежил веки, но — о, чудо! — даже сквозь закрытые веки я прекрасно видел, что делаю, что происходит вокруг.
Когда узел был готов, я стал стягивать пряди волос все сильнее и сильнее, но тут сказалось действие яда. Мышцы отказывались повиноваться, словно на костях моих — вареное мясо. Я задыхался. Пальцы предательски дрожали и мне трудно было сохранять вертикальное положение, словно я по какой-то прихоти природы вновь превращался в беспозвоночное.
В этот момент я отчетливо понял — это конец. И холодок пробежал по моим венам. Сил затянуть узел у меня не было, а иначе закончить этот кошмар — нельзя. На мгновение мысль моя прекратила свое течение и все застыло. Я словно наяву увидел, что будет дальше.
Я бессильно упаду на подушки её такой необъятной груди, завершу начатый акт звериной, нечеловеческой «любви» и те же самые волосы, что так ласково льнули к моим рукам, из «кошечек» превратятся в удавов, а приготовленная для НЕЁ петля — станет моей. И я присоединюсь к бесчисленному сонму паукообразных рабов бесчеловечной госпожи, кровожадной матери демонов, паучьей богини Шеб Ништурат, словно посланной на землю самим Адом в возмездие за наши грехи. А потом будет «террариум», потом будет какая-нибудь «черная вдова», которая сожрет мою заключенную в паучью тельце душу под сладострастным взором этой ТВАРИ.