— Повторяю, полковник Свиридов расстрелян. Вы хотите разделить его участь? Капитан Стрельцов, мне нужна ваша машина. И без шуток.
— Стоять! — воскликнул Стрельцов и выхватил из кобуры пистолет.
— Капитан, вы играете с огнем. Говорю вам, объявлено чрезвычайное положение. Свиридов расстрелян.
— Я недавно с ним разговаривал.
— Он расстрелян несколько минут назад.
— Хватит вешать мне лапшу на уши!
— Вы арестованы, капитан.
— Стой, где стоишь!
— Командование группой переходит ко мне.
— Руки за голову!
— Свиридов расстрелян, еще секунда вашего упрямства — и вас тоже расстреляют.
— Я говорю, руки за голову!
— В городе проводят сверхсекретный эксперимент. Контроль на самом высоком уровне. Вы мешаете проведению эксперимента. Отдайте пистолет.
Он увидел в глазах капитана сомнение. Вот оно, то, чего он добивался. Он смотрел ему прямо в глаза, посылая в мозг человека всю мощь переродившегося естества. Он чувствовал, что может это. Но капитан оказался с характером. Вздрогнувшей лишь на мгновение рукой он навёл пистолет на ногу Котиля и нажал спусковой крючок. Котиль не суетился. Он чувствовал, когда и что надо делать, чувствовал бессознательно, на уровне инстинкта. Конечно, он не видел, как летит пуля, но знал её траекторию, словно сам прочертил её в воздухе неким волшебным, специально для этого предназначенным карандашом. Молниеносно, за мгновение до выстрела, он сместился на считанные сантиметры в сторону, и пуля пролетела мимо. Она попала в бедро одному из солдат, худощавому, с детским лицом, который подошёл к Котилю сзади с автоматом наизготовку. Солдат вскрикнул и упал на колено, кровь окрасила брюки из защитной ткани и закапала на асфальт.
Не давая капитану опомниться, двигаясь нереально быстро, Котиль подскочил к нему и стремительным движением вырвал пистолет.
— От вас одни неприятности, капитан. Я говорил вам, но до вас не доходит. Вы ранили своего человека… вряд ли он выживет. Вы препятствуете эксперименту во время чрезвычайного положения. Я приговариваю вас к расстрелу.
— Да что за … Подождите!
Второй солдат, растерявшись, не знал, что ему делать. Он то наклонялся к раненому товарищу, то наводил автомат на Котиля, не передергивая затвора; лицо его покраснело. Вдруг над ним взлетел огрызок какой-то доски и с тупым звуком обрушился на голову. Солдат упал, закатив глаза и грохнув автоматом об асфальт. За ним, исказив лицо злорадной ухмылкой, стоял Кащей.
— Допрыгались, вояки! — прохрипел он, добавил пару матов и и рассмеялся. — В крутых пацанов решили поиграть? Автомат нам пригодится… — он нагнулся и с вожделенным блеском в глазах протянул жилистую руку к оружию.
— Не трогай! — приказал Котиль и навёл на Кащея пистолет. — Я что — говорил что-то делать? Ты забыл, кто тут главный? Ты ж его убить мог, идиот! Или тебе всё равно?
Он быстро подошел к Кащею, железными пальцами схватил его за плечо и оттолкнул. Тот вскрикнул, словно в плечо попала пуля, и скорчился от боли.
— Возьмите оружие, — обратился он к капитану. Солдат, раненый в ногу, то громко стонал, скорчившись на асфальте, то затихал, глядя в небо.
— Помогите ему, не то кровью истечет. А этих, — Котиль повел головой в сторону уголовников, — арестовать. Если будут артачиться — расстрелять на месте. А машину я заберу.
Он пошел к «Уазику». Ключ зажигания был в замке, он завёл и тронулся, объезжая завалы. В бетонном хаосе по краю дороги зашевелилась серая масса, послышалось тревожное попискивание. Крысиная армия, перепрыгивая с камня на камень, живым ковром двинулась вслед машине.
— Капитан, ведь он помрёт, — проговорил Кащей, как только «Уазик» отъехал. — А мы… мы ничего… Мы поможем ему, раны перевяжем, а? Есть бинты, вата?
— Идите к чёрту, сам справлюсь! — зло рявкнул капитан; лицо его было бледным. — Нужны вы мне…
— А это нам всё-таки сгодится… — Кащей, быстро пригнувшись, поднял автомат и, вскинув его, повелительно взглянул на капитана.
25
Всей кожей Котиль чувствовал приближение врага. Конечно, это должно было произойти. Слухи, страхи, одни более вздорные, чем другие, поползли по разрушенному городу. Не только слухи и страхи, а может, уже и легенды о сером человеке, антихристе, исторгнутом преисподней, пахнущем серой, который пришёл в город, чтобы топтать, разрушать, осквернять. Конечно, в противовес ему должен явиться герой, избавитель — как же без него!
Когда Котиль завернул в соседний двор, полный народу, который сновал, плакал и пытался разбирать завалы, прямо на дороге он увидел Бардаганова. Он чуть не сбил его и автоматически нажал на тормоз, хотя тут же пожалел об этом. Надо было давить его к такой-то матери, подумал он, и покончить с этим раз и навсегда.