Запах октября. Сборник рассказов к 100-летию Рэя Брэдбери

Фиби покорно подставила ладонь. Укол, лёгкая боль – и горячая капля скользнула в чашу, к крови Глории. Кузина положила фонарик на землю, чтобы светил на страницы книги, и стала читать по латыни. Одна фраза, вторая, третья – и тут, взяв нож, Глория смешала кончиком лезвия кровь… и стала рисовать им знаки на платье мраморной женщины.

Фиби облизала губы. Призвать духа, подчинить его себе, заставить выполнить желание – вот чего хотела Глория. Но чем больше она говорила и рисовала, тем холоднее становилось вокруг. Фонарик гас, будто стремительно садилась батарейка, а от закушенной щеки во рту вдруг появился привкус железа.

А потом появились огоньки.

Они вспыхнули на соседней могиле и медленно, как шаровая молния, поплыли прямо к ним.

– Глори…

Глория не остановилась. Голос её стал громче, в нём пробудились незнакомые нотки. Что-то тронуло спину, и Фиби, взвизгнув, вскочила. Оба фонарика погасли – разом, как по команде. Шары света – тоже.

Сзади хрустнуло, точно суставы старухи. И Фиби, поглощённая беспросветной тьмой, каким-то нутряным чутьём поняла: это она. Это мраморная Августа Шелли, что пробудилась и сейчас…

Завопив, Фиби бросилась бежать. Она словно оказалась в кошмаре, где не видно ни зги: небо, затянутое тучами, скрывало звёзды, луна и вовсе в стадии новолуния, впереди – ряды надгробий, ангелы, что кажутся демонами, нет ни фонарика, ни телефона, чтоб подсветить – забыла дома.

«Дура. Дура!» – вопило в голове.

Фиби неслась в никуда, то и дело натыкаясь на могилы, и, наконец, упала, запнувшись о какой-то корень. Боль от удара немного привела в чувство. Рядом, в кустах, злобными феями вспыхнули огоньки. Вот они ближе, ближе…

– Светлячки? – поняв, прошептала Фиби.

От перенапряжения захотелось разрыдаться. И тут же обожгла новая мысль: где Глория?

«Ты бросила её. Ты бросила её там одну!»

Фиби села и съёжилась, обняв себя руками. Она едва видела, что находится вокруг неё, но…

«Ты струсила. Убежала. А ведь там ничего не было! Ничего и никого!»

Августа Шелли не могла ожить. Никакие статуи не оживают. Это всё страх, страх ночи на кладбище!

Фиби всхлипнула. Где она, где Глория? Вдруг она тоже побежала, но споткнулась, сломала ногу и сидит где-то далеко-далеко, ожидая помощи? Или вообще ударилась головой и без сознания?..

«Она бы тебя не бросила. Никогда не бросила. Вставай!»

Фиби поднялась на дрожащие ноги. Пригляделась.

«Смотри, смотри лучше!»

Это ночь. Но она не боится. Духов нет. Мертвецы не оживают. Всё будет хорошо.

«Откуда ты бежала?»

Заброшенный угол кладбища, куда мало кто ходит. Поворот сюда, а потом туда, так же, как они шли вначале.

«Вперёд!»

Она должна найти Глорию. Она обязана.

И Фиби пошла. Потихоньку, осторожно, всё быстрее и быстрее…

– Глория! – осмелившись, позвала она.

Тишина. Зов снова.

И наконец далёкое, но такое родное:

– Фибс! Фиби!..

Спустя десяток футов она наткнулась на Глорию: та выпрыгнула из темноты, держа в руке едва живой фонарик – бледная, с веточками и паутиной в волосах. Видно, тоже упала.

– Фибс!

– Глория!

Кузины кинулись обниматься.

– Я так боялась…

– Я так испугалась…

– Но светлячки…

– А мне показалось…

– Господи, какая я дура, – с чувством сказала Глория. – И на что повелась? Ду́хи!

Она фыркнула.

– Завтра же верну Фрэнку эту готическую дребедень. И скажу пару ласковых… Кстати, как твоя рука, нормально?

– Да, – радостно кивнула Фиби.

Вскоре всё было позади. Цепляясь за свет последнего фонарика, они доковыляли до выхода с кладбища и скорей пошли по домам.

– Хорошо, что предки в отъезде, правда? – хихикнула Глория у порога.

– Ага! Заночуешь у меня?

Глория мотнула головой.

– Нет, в другой раз, извини. Я пойду.

– Ну как хочешь, – ответила Фиби.

Зайдя в дом, она посмотрела в окно, как кузина махнула ей рукой и пошла к своему дому. Благо он располагался близко, за два дома от неё.

«С ней всё будет хорошо. Она такая смелая», – улыбаясь, подумала Фиби, задвигая засов.

Кажется, этой ночью и она стала чуток смелей. Чуток ближе к Глории, которая сейчас, выйдя из зоны видимости, задумчиво посмотрела совсем в другую сторону. Глаза её, прежде серые, моргнули – и стали голубыми.

А потом Глория широко улыбнулась. И, достав из кармана костяной нож, пошла к дому Макса Броуди.

Карнавал теней

…Чарли не хотел сбегать из дома. Но, похоже, это было единственным, что ему оставалось. Ревность к Пегги-Лу – к противной, слюнявой сестричке – душила, убивая его изнутри.

Чарли не хотел, чтобы она рождалась. Уже тогда, два года назад, он знал, что с её появлением всё изменится: родители перестанут любить его, как прежде. И вот, пожалуйста! Так и произошло.

Вспоминая, угрюмый Чарли поддал ногой банку из-под кока-колы. Все эти пелёнки, подгузники, сюсюканье… мама и папа с серыми от недосыпа мешками под глазами, противный ночной вопёж… Куда делись их совместные поездки на море? Пикники и весёлые выходные в моллах? Те, когда он, десятилетний, чувствовал себя центром их маленькой Вселенной, любимчиком семьи?..