Запечатанное письмо

— Во всяком случае, мне так казалось с того места, где я находился, у окна, — сказал Гарри. — У меня сложилось впечатление…

— Впечатление — это одно, сэр, а факты — дело другое, — важно заметил Крокер.

— Да, — смутился Гарри, затем оживился. — Если вы наблюдали с другой стороны улицы… значит, вы видели его лицо?

— Чье лицо?

— Пассажира!

— Пассажиром кеба была женщина, сэр, — объяснил Крокер. — Я бы сказал, леди.

Гарри изумлен.

— Какая леди?

— Я бы сказал, плотного сложения. Волосы длиной до плеч.

— О, тогда это не важно. Это подруга моей жены, — пояснил Гарри.

Но в следующую минуту ему в голову закрались черные подозрения, как тучи, наползающие на солнце. Если это была Фидо — почему она не вошла в дом? И что могло быть причиной их столь оживленного разговора?

«Она знает, — подумал он, закрыв глаза. — Женщины обо всем рассказывают друг другу».

А потом его осенила другая мысль. Когда на прошлой неделе его телеграмма о болезни Нелл была доставлена в дом Фидо, то, если Хелен у нее не было, Фидо наверняка вернула бы ее на Экклестон-сквер. То, что Гарри не получил никакого ответа с Тэвитон-стрит, могло означать одно из двух: либо Хелен действительно находилась там и обедала с родителями подруги, либо Хелен была где-то в другом месте, и Фидо участвовала в этом обмане.

Возможно ли это? Хладнокровная сводница еще более отвратительна, чем обуреваемая преступной страстью изменница. Неужели Фидо Фейтфул могла участвовать в гнусном сговоре против человека, который когда-то предоставил ей убежище в своем доме!

Ах, дьявол в юбке!

Частный сыщик резко захлопнул свой блокнот:

— На данный момент это все, сэр.

Гарри погрузился в мрачные размышления. Больше всего его угнетало сознание, что он очень надеялся получить какое-то серьезное доказательство, оправдывающее его подозрения.

— Но у вас нет ничего существенного, Крокер, не так ли?

Тот смущенно пожал плечами.

— Я не хочу хулить вашу работу…

— Благодарю вас, сэр.

— Я хочу лишь удостовериться, содержат ли в себе обычные дневные передвижения, о которых вы докладываете, какое-либо доказательство, могущее обосновать обвинение в…

— Это не входит в мои обязанности, — уверил его Крокер. — Послушайте, если я вижу некую особу с неким представителем противоположного пола, которые вместе входят в некий дом, то я подробно записываю это и все сопутствующие обстоятельства. Хотя девятьсот девяносто девять человек из тысячи могут сказать, что эти особы не замышляют ничего хорошего, я не решился бы сказать, будет ли это достаточным доказательством для жюри. — Он многозначительно постучал пальцем по своему носу, похоже копируя этот жест из какой-то пьесы.

У Гарри тяжело застучало в висках.

— То есть вы хотите сказать, что видели, как моя жена входит в какой-то дом с мужчиной? В какой дом?

— Нет, нет, сэр, это только предположительно. Я только объяснил пределы моей ответственности. Хотя не могу сказать, что это занятие мне по душе.

Гарри пораженно посмотрел на него. Ему в голову не приходило задаваться вопросом, нравится ли этому человеку его работа, как он не стал бы размышлять относительно парикмахера или лакея.

— Я сказал миссис Уотсон, — доверительно произнес Крокер, — что мне кажется довольно подлым исподтишка следить за женщиной, но она говорит, все, мол, в порядке, это благородное дело, поскольку оно совершается, говорит она, для того, чтобы освободить уважаемого джентльмена от ярма брачных уз с… — Крокер обрывает себя. — Словом, от уз.

Гарри безмолвно кивнул.

— А еще это дело поможет выяснить правду, потому, мол, оно не может быть дурным. Так сказать, вывести на чистую воду.

У Гарри тошнота подступила к горлу.

Ведь было же время, когда он обрадовался бы доказательству, что Хелен его не обманывает? Но душа человека напоминает сложный лабиринт из замкнутых коридоров. Он думал, что считал жену повинной лишь в чрезмерном легкомыслии и кокетстве, но сейчас кажется, что все эти годы в глубине души он подозревал ее в более тяжких грехах.

Факт заключается в том, что в настоящее время он ни при каких условиях не желает жить с Хелен. Как получилось, мучительно гадал он, что девушка, вызывавшая у него слезы восторга, подарившая ему двух чудесных дочерей, что «эта самая прелестная жена во всем флоте», как назвал ее один из адмиралов… что сейчас Гарри хочет лишь одного — сбросить ее со своей спины, как безобразную обезьяну, и быть оправданным в глазах света?

Кабинеты в Линкольн-Инн тесные и мрачные. Стол мистера Бёрда завален перевязанными бечевкой растрепанными пачками бумаг. Кожаное кресло очень удобное, но Гарри беспокойно ерзал в нем.

— Впрочем, не было обнаружено никаких доказательств, ничего сколько-нибудь существенного, — повторил он.

— Это не важно, — заверил Бёрд, — ведь наблюдение только началось.

Солиситор,[51] старый знакомый Уотсонов, носит густые, черные, с сильной проседью бакенбарды и весь увешан цепочками для часов с печатками.

— Дело в том, что она только не ответила на телеграмму в ту ночь, когда заболела наша дочь, — сказал Гарри и понял, что несет бред, как типичный старый и ревнивый муж из пантомимы.