Чуть ниже по Рейну, в глубине правого берега, — город Грен-цхаузен. Там за горизонтом ночами по одному-два раза внезапно вспыхивало медленно разрастающееся зарево. Затем появлялся пук ярко-красного пламени, освещая над собой длинную черную сигару. Эта сигара, подгоняемая пламенем, все быстрее и быстрее всверливалась в черное небо, оставляя под собой белый шлейф, а затем стремительно уменьшающимся метеором, сделав где-то в высоте крутой поворот, исчезала из виду. Все это происходило при полной тишине. Лишь через две-три минуты, когда в небе не оставалось уже никаких следов, уши взрывал мощный, все содрогающий рев, грохот с завыванием. Он длился минуты четыре и, удаляясь вслед исчезнувшей сигаре, постепенно затухал. А уши долго еще не были в состоянии привыкнуть к наступившей тишине. Что это? Вскоре мы поняли, что близ Гренцхаузена производится запуск беспилотных радиоуправляемых ракет «Фау-2». Болтали, что, мол, они поднимались на высоту в 70 километров и там сворачивали на Лондон. Несколько ракет на наших глазах взорвались в небе, не успев набрать нужной высоты. Мы знали, что узники некоторых концлагерей, таких, как Дора, занимались монтажом этих ракет. И в Бухенвальде собирались наладить их серийное производство, да не вышло: в августе разбомбили завод. Преждевременные взрывы этих ракет — не результат ли работы узников, их саботажа?..
В небе то и дело пролетали тучи союзных бомбардировщиков, то в глубь Германии, то возвращаясь оттуда. Не забывали они одаривать частью своего груза и наш город и его окрестности. Уже давно не видно немецких самолетов. Единственной защитой, кроме редких зениток, было несколько аэростатов, да бочки с искусственным туманом. Обслуживались они советскими военнопленными, переодетыми в форму «люфтваффе» и находящимися на немецком солдатском довольствии. Жили они бригадами по 6–8 человек в раскинутых вблизи их «агрегатов» брезентовых палатках. Искусственный туман! По-моему, в данном случае он был малоэффективен, скорее был соломинкой для утопающего: разве мог он скрыть город, если русла рек Рейна и Мозеля, да нити железнодорожных путей, пусть и разбитых, сходившиеся к вокзалу, оставались отличными ориентирами для летчиков? Видимо, тут больше пеклись о спасении мостов, которые, хоть и продырявленные и решетоподобные, продолжали нести свою службу. Сам город, в котором не было стоящих военных объектов, кроме нашей казармы, союзников интересовать не мог. Их бомбардировки «ковром» были нацелены на окончательное уничтожение любых коммуникаций, ведших в сторону фронта. Остовцы, прибегавшие из прифронтовых мест, рассказывали, что на фронте у немцев почти нет ни снарядов, ни патронов. Самое, мол, ходовое оружие у них — кирка и лопата: пока одна часть солдат сидит в окопах и изредка постреливает, другая часть вместе с мобилизованным населением и остовцами занимается рытьем окопов в тылу, километров на пять сзади. А американцы не спешат, не предпринимают никаких атак. Зато неустанно бьют их артиллерия и танки, без передышки пикируют и бомбят карусели штурмовиков. Отутюжив «на всякий случай» лишний день уже пустые окопы, они методично придвигаются на столько же, на сколько отступят немцы. И не более. Смерч их огня переносится на новые вражеские позиции. Жизнь их солдата — на вес золота. Так это или не так, — судить не берусь. Но кое в чем впоследствии пришлось убедиться.
В конце февраля гул канонады на западе значительно приблизился. Яснее стали видны воздушные карусели-хороводы: они не только бомбили, но и обдавали очередями окопы и все движущиеся цели. Через мост на ту сторону Рейна, всегда ночью, стали тянуться разрозненные мелкие группки немецких солдат, редкие машины, самоходные минометы…
В одну из последних февральских ночей мы бродили по близлежащему лесу. Вдруг сквозь деревья стали видны отблески костра. Кто бы это мог быть? Осторожно стали подкрадываться. Явственней донеслись обрывки раздраженных голосов, доходивших подчас до крика. Почудилось, что среди немецких были и русские ругательства. Русские?!.. Заинтригованные, подползаем еще ближе. Видим: у слабенького костра сидят человек шесть в немецкой полевой, а может и люфтваффевской, форме и о чем-то препираются со стоящими к нам спиной эсэсовцами в черном. Их было столько же. Донеслось смачное русское ругательство — его произнес один из сидевших. Неожиданно эсэсовцы, будто по команде, дали по короткой очереди в этих солдат и тут же, как саранча, накинулись на их ранцы. Подлецы! Убивать, да еще и мародерством заниматься!!! Мы и так были на них злы, а тут такое!.. Негодуя и не в силах сдержаться, мы выпустили в эсэсовцев чуть ли не по целой обойме. Подождали. Нет, уже никто не ворошится, тишина. Один из эсэсманов недвижно лежал чуть ли не в центре костра, противно завоняло шерстью.