А.М.Агафонов (Глянцев)

Записки бойца армии теней

Выполнив наказ бывших моих учеников, посвящаю этот труд юности новой России!

Библиотека журнала «НОВЫЙ ЧАСОВОЙ»

ПАМЯТЬ И СУДЬБА АЛЕКСАНДРА АГАФОНОВА

«Каждая судьба уникальна, неповторима» — в этот трюизм судьба Александра Михайловича Агафонова (Глянцева) решительно не помещается. Причудливым узором вплелись в нее штрихи истории России, Советского Союза, Югославии, Франции, Германии, снова Советского Союза и снова Франции.

Судите сами, хотя бы по самому краткому ее контуру.

Родился в 1920 году в Крыму, воспитывался в Харькове у бабушки. Родители, после войны и революции оказавшиеся на чужбине, в Сербии, разыскали его через Красный Крест, и в 27-м — «маленьким большевичком» со значком «Друг детей» на груди — он перебирается к ним в Белград. Годы учения: Русско-Сербская гимназия, медицинский факультет университета, офицерское училище. Считаные дни боевых действий против вермахта завершились для югославского юнкера Глянцева 20 апреля 1941-го — пленом: шталаги близ немецко-французской границы — в Трире, Саарбрюкене и Сааргемюнде-Штайнбахе. Август 41-го: блестяще подготовленный и блистательно исполненный побег, нырок в ряды Сопротивления.

В Париже началась его, на волоске от гибели, жизнь подпольщика («Армия теней» — не метафора, а как бы один из реальных «псевдонимов» Резистанса). Многократная перемена паспортов, имен и фамилий (Георгий Соколов, Александр Попович, Александр Качурин). Осенью 41-го — работа металлистом на заводе в Курбевуа под Парижем, затем — «вербовка» на полгода в Германию: искусный, но смертельно опасный (на грани разоблачения) саботаж на «Askania-Werk  AG» в Берлине. Возвращение в Париж в апреле 42-го, «командировка» во Франш-Конте у швейцарской границы, где «молодых необученных» макизаров обучал обращению с оружием всех систем и одновременно учился сам — азбуке Морзе на латинице, боевой профессии радиста. Но вскоре — вызов в Париж и новая «командировка» в Германию: в Берлине — учеба на шофера, в Рейнланде — работа на виноградниках и на расчистке разбомбленного Майнца, после чего автоколонну перебросили в Бретань на обслуживание сети военных объектов строящегося «Атлантического вала». В 1943 году — провал, тюрьма СД в Нанте: военно-морской трибунал в городке Ляболь приговорил его к расстрелу, но друзья отбили его по дороге в тюрьму.

Снова Париж, встреча с Ренэ, в которую он уже давно влюблен: встреча поистине роковая, если учесть, что она закончилась провалом летом 43-го. Затем — гестаповская тюрьма Фрэн, допросы и тот самый страшный «морозильник» на рю де Соссэ, выморозивший из него просчитанное признание в том, что он… не Качурин, а югослав Глянцев, беглец из шталага в Штайнбахе. Впрочем, и это сурово наказуемо: концлагерем. Станция назначения эшелона, сформированного в Компьени (пересыльный лагерь в 60 км от Парижа), — Бухенвальд: по дороге — неудачная попытка побега сквозь пропиленную перочинными ножичками дыру в торце вагона и — чисто случайное избавление от досрочного «направления» в бухенвальдский крематорий.

С 29 января 1944 года — отсчет жизни безымянного «хефтлинга» (узника) № 44445: стечением обстоятельств он попал в персонал «ревира» (лагерного лазарета), но синекура эта едва не завершилась крематорием после того, как странный фельдшер вздумал заступиться за больных венгерских евреев (чтобы спастись — снова пришлось прятаться за чужие фамилию и номер: свои он «отдал» скончавшемуся накануне Петру Бабичу). 5 ноября, под Кельном, побег, на сей раз удачный; с помощью остарбайтеров легализовался в рабочем лагере и связался с «кельнскими партизанами» (их называли еще «эдельвейс-пиратен»; сам он и тут стал одним из атаманов — Сашкой-переводчиком), подвальные малины, эсэсовские облавы, лагеря для «восточных рабочих», брошеная казарма в Кобленце, Нойендорф и, наконец, в начале марта 45-го — долгожданное освобождение: приход французов и американцев. Последние, впрочем, отнеслись к нему с подозрением, тогда он бежал и от них.

День Победы застиг его в Лимбурге, в лагере для «перемещенных лиц». Ничего лучшего, как добираться до Югославии через советскую оккупационную зону, он не придумал, и в июле 45-го американский грузовик с негром за баранкой домчал его до передаточно-пропускного пункта в Торгау: так замкнулся круг, и, спустя долгие 18 лет, Агафонов снова оказался в цепких руках своей советской родины.