Записки бойца Армии теней

Привезли обед. Получив баланду первыми, отходим, ставим котелки на землю и по одному, придерживая животы и скорчившись, трусим к уборной. Как только вал скрывает меня от глаз часового, быстренько сбрасываю униформу. Поднимаю глаза и… холодок пробегает по телу: передо мной двое незнакомых гражданских! Тьфу ты! — Это же преобразившиеся Михайло и Николай!.. Униформы сваливаем на одну кучу. Эх, жаль моей хорошей шинели! Кучу обрызгиваем вонючим снадобьем, посыпаем смесью перца и табака. Протираем этими же средствами свои подметки. Взмах! и мы на другой стороне каменной стены. Вокруг никого. Вперед, каждая секунда дорога! Вбегаем в лесок. Скаутский «индейский шаг» — пятьдесят бегом, пятьдесят шагом: экономный и быстрый режим продвижения. Главное, чтобы след в след. На это сейчас все наше внимание, хоть и хотелось мчать, лишь бы вперед да подальше… Километра через два капаем в наши следы, присыпаем порошком и опять вперед… Останавливались раз пять, чтобы обработать следы, пока не израсходовали все наши химикалии. Продвигались по разработанному плану: на север, затем на запад, потом на юг, туда, где должен быть Ремельфинген… Часа через три увидели шпиль знакомой колокольни…

Спутники маскируются в кустах на опушке, а я, подходя к селу, прикладываю к щеке платок, будто страдаю зубной болью, и этим частично скрываю лицо. Свернул в улицу, где дом Жерома. Только постучал в дверь, как из-за поворота заслышался скрип телег. Приближаются наши, с конвоиром! Вдруг не сумеют скрыть удивления, увидев меня! Куда деться? И тут приоткрывается дверь, высовывается чья-то рука и меня втягивают внутрь. Дверь захлопывается за моей спиной. Передо мной — женщина! Лицо ее смертельно бледное, по лицу текут слезы… Догадываюсь: мать Жерома!

— Присядьте на пол, чтобы через окно не увидели!

— А где Жером?

— Алекс! — появляется он и бросается ко мне. Слезы. То ли от радости, то ли от страха. Скорее от всего этого… Только сейчас соображаю, что ведь я их подверг смертельной опасности…

Жером помчался к мадам Эрвино за чемоданчиком. Вернулся с ней:

— А где остальные? — спросила она.

— Ждут в лесу. А где Поль?

— Он вчера сильно разодрал колено о колючую проволоку.

Отец ему здорово всыпал, чтобы по ночам не шлялся. Сейчас лежит дома, никуда не выпускают… Алекс, правда, что в него стреляли? Он хвастается, что еле увильнул от пуль…

— Да, Жером, правда. Стреляли…

* * *

Жером с чемоданчиком, в котором, кроме прочего, котелки и фляжки, выходит первым. Оглядывается, подает знак. Выхожу. В арьергарде шествие замыкает девятилетний Эвжен. Успеваю заметить, как мне взмахнули платочком: это мадам Эрвино, наш благодетель и союзник, еще раз пожелала нам «Пасьянс э кураж» — терпения и храбрости. Минут через десять мы у опушки. Свистнул. Никого! Свистнул громче, и перед нами предстают Николай и Михайло. Последние прощальные объятья… Дорогие наши «сопротивленцы в коротких штанишках» — «les résistants en cullotes courtes», мы вам многим обязаны! Жаль, что не было Поля!.. Мы пообещали ребятишкам никогда их не забывать: при первом же случае постараемся дать о себе знать. Обязательно!

— Мама передала вам адрес моей сестры. Ее зовут Анни Террон. Живет в Париже, на углу бульваров Сен-Дени и Севастополь… — сказал на прощанье Жером.

Углубляясь в начавшую темнеть чащу, оглядываемся еще и еще раз, машем рукой ребятам… Наш путь на юг. Какой-то зверек шарахается из-под ног. Ну чего ты боишься? Мы же свои! И нам хочется запеть во все горло…

* * *