Записки бойца Армии теней

Игра в шахматы или в карты успокаивала, отвлекала, укорачивала давящую монотонность, не давала погрузиться в мрачные мысли о будущем. Придумали мы и другие развлечения. Морис до сих пор вспоминает наш дружный коллектив, как у нас все делилось по-братски, как мы успокаивали свои нервы. Он тоже перенял наши привычки.

* * *

Анри Менье уже знал о всех, кто был арестован. По длинной цепи морзянки он передал мне, что «вычислил» виновника: только этому человеку были известны некоторые факты, о которых знало гестапо. Им, по мнению Анри, был Константин де ля Люби. Лишь он один не был в числе арестованных, и о нем гестапо никого не допрашивало. Известие об этом было мной передано на волю. Недели через две пришло сообщение: «Просьба передать Анри: Константин больше не существует. Гастон». (Опять «Гастон»! Не тот ли, с кем общался Мишель Зернен?) Но как гестапо узнало об Анже, об Иве? Мы уже знали, что и они были во Фрэне, — это было одним из последних сообщений Энрико. Мы знали, что их зверски пытают, допрашивают о «Поповиче», о Зернене. Об их нахождении в тюрьме было передано подпольщикам на волю, и они оба стали получать передачи. Не думаю, что их слали родственники. Скорей всего — из фондов подполья. На мои вопросы Менье передал: именно Константину было поручено привезти от Ива план обороны Нанта. Если Константин был предателем, то зачем он передал этот документ фотографу? Да и он ли его передал?.. Вопросы, предположения… Когда я сейчас размышлял об этом, изучая третий том книги историка-исследователя Анри Ногера «История Сопротивления во Франции», я, по-моему, нашел подобие ответа: Ногер упоминает, что в одной из обыденных облав на станции метро Шардон-Лагаш был арестован связной «ОСМ». При нем обнаружили карты, шифровки, списки, которые он вез сдать в архив организации на рю Шардон-Лагаш. Стоп! Именно на этой улице, в доме № 61, я встречался с Менье и де ля Люби. Думал тогда, что это — квартира последнего. А может, это и было местом, где хранился архив? Но тогда в голове не укладывается: как можно приводить туда посторонних? Нет, что-то не так! Впрочем, не мне, несведущей пешке, разбираться во всей этой запутанной истории… А в списках связного мог быть указан и мой адрес — «новичка Качурина». Анри Ногер упоминает далее, что связной «под пытками заговорил». Видимо, остались какие-то гестаповские архивы во Франции, покопаться бы в них — и все стало бы ясным! Какова роль Константина, виновен ли? Об этом история пока молчит. Мне, простому бойцу, неизвестны тайны командиров-офицеров «Армии теней», как прозвали подполье во Франции…

* * *

По утрам чаще стали хлопать кормушки, раздаваться вызовы: «Цур Фернемунг!» (На допрос). В нижних этажах стучали двери, слышались скрежещущие звуки кандалов, позвякивали наручники… Это началось в октябре. Естественно, наша тайная связь не мота остаться безучастной, и мы узнали, что арестована большая подпольная группа «МОИ» (рабочих-иммигрантов), во главе с армянином Миссаком Манушяном. То была поистине интернациональная организация: поляки, венгры, испанцы, итальянцы, румыны, посвятившие себя борьбе с общим врагом — нацистами. Среди них не было радистов, и все наши попытки связаться с ними, узнать о подробностях, остались тщетными.

* * *

В ноябре слева и справа в нашу камеру застучали сигналы радости. Были у нас и такие! Передали: «Союзники предъявили ультиматум Берлину: за одного нашего — десять ваших!» Имелся в виду расстрел. И перед отбоем из многих окон запели гимны, кричали «Гип-гип-ура!». Это было самое великое воодушевление в тюрьме за время моего там пребывания. Был ли такой ультиматум на самом деле, какого числа — точно сказать не могу. Но именно с этого дня тюрьма как бы замерла в тревожном и в то же время радостном ожидании. Все были уверены, что теперь-то расстрелов больше не будет. Лишь на двух нижних этажах по-прежнему часто скрежетали кандалы. Но ведь то — «террористы»! А к ним, видимо, ультиматум не относился.

В этом же месяце отстукана и другая, радостная для нашей группы, весть: при бомбардировке Нанта уничтожены все объекты ПВО. Там теперь широко открылись ворота для армад РАФ. Мы исполнились гордостью — ведь это наша группа занималась составлением плана-схемы расположения зенитных батарей. Конечно, наряду с нами, работали и группы «Когор». Только теперь мы ощутили результаты нашей работы. Одновременно стало жаль красивого старинного города.

* * *

Уже два месяца, как из нашей камеры не дергают на допросы. Действует ультиматум? Но мы готовы к худшему: вот-вот откроется кормушка, протянут бритвенный прибор и скажут: «Цум трибунал!» А это — конец! Как-то перестало вериться в реальность ультиматума. А вдруг освободят? А вдруг откроют Второй фронт? А вдруг? Вдруг просто «вдруг»?!.. Тяжелы вы, ожидания чего-то страшного! Тяжела ты, неизвестность при отсутствии всякой возможности что-либо предпринять! Куча предположений вихрем проносится в голове… И вот «вдруг» случилось: меня вызывают на допрос! Все сгораем от любопытства…