Записки бойца Армии теней

В гости пришло несколько девушек из Кальшойрена и других лагерей — они часто захаживали к своим землякам. Расселись группками, часто раздавался смех. Неожиданно оживленную беседу нарушил ворвавшийся со двора холодный сквозняк. Все повернулись к открывшейся двери, готовые крикнуть, чтоб ее поскорее закрыли, но… в помещение ввалилось несколько гражданских. В плащах, в шляпах, руки в карманах. Человек восемь. Увидев незнакомцев, все настороженно замерли.

— Вер ист хие Сашка-долметчер? (Кто здесь Сашка-переводчик?) — перебрасывая губами из стороны в сторону остаток сигары, нарушил молчание один из них. «Всё! — ёкнуло во мне. Амба! Попался!» Что делать? Добежать до окошечка и выпрыгнуть в огород — не успею. Стрелять нельзя — побьют многих… Что, что делать?..

— Сашка-долметчер? — вырвалось у одной гостьи, и она машинально повернулась в нашу сторону, но тут же замялась, поняв свою оплошность. «Теперь уж точно мне каюк!» — и я судорожно сжал пистолет, готовый скорей застрелиться, чем попасть к ним в лапы. Другого выхода не было. Тут Фома глянул на меня, почему-то ехидно ухмыльнулся. Затем спокойно поднялся и, бросив на ходу злой взгляд на дуру-девчонку, направился к гестаповцам: то, что это именно они, — сомнений уже не было.

— Сашка-долметчер?! — не то вопросительно, не то утверждающе произнес он громко, подойдя к тому с сигарой. — Витте ум киппе! (Дайте окурок!)

И, будто уверенный, что отказа не будет, он протянул руку. «С чего это он? — молнией пронеслось во мне. — Он же не курит!»

Гестаповцы дружно рванули к Фоме, заломили ему руки за спину. Клацнули наручники, и вся свора, прихватив Фому, исчезла так же внезапно, как и ворвалась. Даже дверь не захлопнули! Бедный Фома!

Через час Николай и его старый друг, тоже беглец из нашего эшелона, бывший журналист из Полтавы, Гриша, отвели меня в какой-то заброшенный амбар или завод. Под самыми стропилами, на балках перекрытия, были разложены доски. Видимо, для сушки.

— Лезь наверх!.. Выбили-таки адрес… В Гермюльгайме, естественно, тебе больше быть нельзя! А мы будем думать, как быть с тобой. Покуда никуда не выходи!..

Долго оплакивать Фому не пришлось: ровно через три дня он сам появился в «Кайзерсаале»! Николай рассказал:

— Смотрим: Фома заявляется!.. Собственной персоной! Избитый, хромает, весь в синяках и кровоподтеках. А морда… ой-ой-ой, что за морда! Так вспухла, — от луны и впрямь не отличишь! Вид жуткий! А сам — сияет: «Вот, ребятки, и я! На что-то да пригодился!.. А вот Сашку срочно надо куда-то спровадить! Срочно! Знают его описание, будут за ним охотиться…»

Что же с ним произошло? А ничего особенного. Привезли его, значит, в кёльнское гестапо. Тот, с сигарой, оказался помощником начальника. Втолкнул Фому в кабинет шефа, хвастается: схватил, дескать, самого Сашку! Начальник аж подпрыгнул на радостях! А как глянул на Фому, пришел в неописуемую ярость, слюной в крике брызжет, жилы на шее вздулись: «Ты что, спятил? Вот это — Сашка?! Это — его жалкая пародия! Это же — обыкновенный выродок! Сашка — высокий, здоровенный, лицо и нос — длинные, седой. А этот… во-первых, карлик. Во-вторых, тщедушный. Морда — луна! Да вдобавок — нос картошкой. К тому же — рыжий! Плюс ко всему — калека беспалая!» Начали они его метелить, добиваться, почему он себя за Сашку выдал. Фома — в рев: клянется и божится, что, мол, не было такого! Просто он переспросил, хотел сказать, что Сашка еще три дня назад куда-то подался, да так и не вернулся. А заодно хотел выпросить окурок сигары — больно уж он симпатичный и аппетитный был. Куда там! Опомниться не успел, как его скрутили и потащили к машине, не забывая при этом в бока поддавать. И за что, спрашивается? Что он такого плохого натворил?.. Ну, метелили его, метелили. В подвал посадили… Ой, чего он там только не насмотрелся! Там — как селедок в бочке. На-а-роду — уйма! А через день — ногами в зад! — и выкинули на улицу. Даже назад отвезти не удосужились, паразиты!..

— Короче, нельзя тебе больше здесь оставаться! Ни в коем случае! Да и нам пора отсюда удочки мотать: в Кёльне началась настоящая бойня! Говорят, целый батальон желтопузиков с фронта сняли. Фаустпатронами, динамитом уничтожают подвалы… Мы решили: завтра утром дадим тебе двух ребят помоложе, да послабее, усадим в поезд. Поедете на юг, в Кобленц. Там должно быть теплее. Подыщете всем малины, а деньков через шесть и мы нагрянем, встречайте!

Далее Николай сказал, что накануне получена записка от «Белофинна»: тот сообщал, что «Сибиряк», не бежавший во время паники, совершил побег днем, с места работы. Погоня обнаружила его под каким-то мостом. Его сразу же отправили в Дору. Всех узников уже остригли… Не знали мы, что записка эта была последней весточкой от полосатиков: эшелон из Кирберга исчез…[73]

* * *