Читаем Записки бойца Армии теней полностью

В Лимбурге нас и застал тот самый день… Помню: сидели мы ночью за столом, спать не хотелось. Были чьи-то именины, мы их праздновали, пировали-выпивали и, как водится в военное время, спиртного не экономили. Пели песни, рассказывали анекдоты, с насмешками вспоминали, кто как себя вел в тот или иной момент.

Ни о чем особо не думали, так как давно не имели никаких новостей с фронтов, знали только, что бои идут по-прежнему. Вдруг из громкоговорителя ухнули тяжеловесные слова, кувалдой стукнувшие по голове:

— Только что в Реймсе подписан протокол о безоговорочной капитуляции Германии… Войне конец! — таков был краткий смысл повторенного на нескольких языках сообщения… Что было дальше — помню очень смутно. Кажется, вначале наступила мертвая тишина, длившаяся минуту-другую, когда все молча и растерянно смотрели друг на друга не в силах переварить в себе эту неожиданную и в первый миг непонятную весть. Затем наша комната взорвалась шумом, грохотом, нечленораздельными воплями. Все стали прыгать, Обниматься, целоваться… Все это погрузилось для меня в туман и еле-еле пробивалось из внешнего мира. Навалилось какое-то странное затмение, над которым угрожающе завис жирный, тяжелый вопрос: «А дальше?» Действительно, что дальше? Что отныне делать? Как жить?.. На что ты способен? По какому пути идти?.. И стал вырисовываться нехороший и удручающий ответ: «Ты ни на что не пригоден!.. Перед тобой — никакого пути!»

По-прежнему вокруг бушевала пучина. По-прежнему я рассекал сопротивлявшиеся мне волны… Но раньше, на горизонте, мне мерцал маячок, указывая путь. А теперь? Теперь он угас. Все опустилось во тьму, вокруг — один хаос… Я привык к войне, к смерти, к стрельбе. Привык не думать ни о чем, кроме как драться, пребывать в вечных судорожных поисках выхода из всяких рисковых ситуаций, изворачиваться и изворачиваться… Последнее время пребывания на мирном положении считал не более как кратковременной паузой, которую каждую секунду может оборвать неожиданная опасность, опять стрельба, опять мираж смерти… К этому я был готов постоянно, был в вечном напряжении. Знал одно: впереди — враг, бей его! Именно на одно это, на то, чтобы бить, и были направлены все мысли, весь смысл жизни. Многие из фронтовиков, вспоминая, рассказывают, что и во время смертельных атак они-де не забывали о доме, близких, о том, как в будущем будут строить свою жизнь… Возможно. Возможно потому, что, очевидно, они были крепко связаны со своим прошлым, — их ждали дома! Меня никто не ждал. Не было и дома. Ничего не было! Лишь изредка подумывал я о дорогой мне Ренэ. Но… жива ли? Конечно, для нее я давно погиб… «Если милый не вернется, — трудно милого любить!» — очень правильные слова! Гораздо ближе был передо мной враг, о нем были самые ближайшие мысли. И вот не стало его, врага этого. До сих пор я был уверен в своей полноценности, целенаправленности. А тут не стало и цели… Навалилась беспросветная пустота…

Как-то отец говорил, что идеал человека — его маяк. К нему он должен стремиться, но достичь его никогда не сможет. Ибо маяк — это идеал, а идеал — недостижимое совершенство. И если, мол, за идеал ты примешь нечто фальшивое, мелкое, что-то, чего сможешь достичь и достигнешь, то берегись! — впереди будет ничто, хаос… Видимо, именно это и случилось со мной: идеалом я поставил драку до Победы. А достигнута она без меня, да еще и совершенно внезапно. К этому я не был подготовлен. И вот, впереди — пустота!..

Итак, я спустился по лестнице, вышел во двор, завернул за угол корпуса, взвел парабеллум и, когда рука подносила его ко рту, вдруг… вдруг что-то судорожно сжало ее и рвануло в сторону! Что это? Кто это? Затуманенными глазами увидел: я окружен моими ребятами — Ваня, Вася, Федя…

— Ты что, Саша, погоди!.. Ты что это надумал? — Да вот, ребятки… — стал я оправдываться заплетающимся языком, — всё уже кончено, войны больше нет. Я теперь никому не нужен… Зачем зря небо коптить?

— Как это «не нужен»? Как это «зря небо коптить»? Да ты что? Ты же нам был батькой, батькой и остался! Куда мы без тебя?.. Нет-нет, так не пойдет! У нас на тебя вся надежда: ты был и остаешься нашим учителем! Родной ты наш!..

И… от этих слов мои глаза превратились в гейзеры, извергавшие соленую, горячую воду! Значит, я все-таки кому-то нужен!!! Родненькие мои ребятишечки, мои настоящие, верные друзья!.. И вы мне родные… и вы мне дороги!..

Глава 15 Suum cuique

О, Buchenwald, ich kann dich nicht vergessen,

Weil du mein Schicksal bist.

Wer dich ѵеrlіеЯ, der kann es erst ermessen,

Wie wunderbar die Freicheit ist…

О, Бухенвальд, тебя я не забуду,

Ты стал моей судьбой!

Тебя всегда я помнить буду,

Если вернусь домой…

(Марш узников Бухенвальда)

«SUUM CUIQUE» — «Каждому — своё!» — так звучала одна из летучих фраз Древнего Рима.

Перейти на страницу:

Все книги серии Мемуары замечательных людей

Воспоминания: 1802-1825
Воспоминания: 1802-1825

Долгие годы Александра Христофоровича Бенкендорфа (17821844 гг.) воспринимали лишь как гонителя великого Пушкина, а также как шефа жандармов и начальника III Отделения Собственной Его Императорского Величества канцелярии. И совсем не упоминалось о том, что Александр Христофорович был боевым генералом, отличавшимся смелостью, мужеством и многими годами безупречной службы, а о его личной жизни вообще было мало что известно. Представленные вниманию читателей мемуары А.Х. Бенкендорфа не только рассказывают о его боевом пути, годах государственной службы, но и проливают свет на его личную семейную жизнь, дают представление о характере автора, его увлечениях и убеждениях.Материалы, обнаруженные после смерти А.Х. Бенкендорфа в его рабочем столе, поделены на два портфеля с записями, относящимися к времени царствования Александра I и Николая I.В первый том воспоминаний вошли материалы, относящиеся к периоду правления Александра I (1802–1825 гг.).Издание снабжено богатым иллюстративным материалом.

Александр Христофорович Бенкендорф

Биографии и Мемуары

Похожие книги

100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище
Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище

Настоящее издание посвящено малоизученной теме – истории Строгановского Императорского художественно-промышленного училища в период с 1896 по 1917 г. и его последнему директору – академику Н.В. Глобе, эмигрировавшему из советской России в 1925 г. В сборник вошли статьи отечественных и зарубежных исследователей, рассматривающие личность Н. Глобы в широком контексте художественной жизни предреволюционной и послереволюционной России, а также русской эмиграции. Большинство материалов, архивных документов и фактов представлено и проанализировано впервые.Для искусствоведов, художников, преподавателей и историков отечественной культуры, для широкого круга читателей.

Георгий Фёдорович Коваленко , Коллектив авторов , Мария Терентьевна Майстровская , Протоиерей Николай Чернокрак , Сергей Николаевич Федунов , Татьяна Леонидовна Астраханцева , Юрий Ростиславович Савельев

Биографии и Мемуары / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное