Читаем Записки бойца Армии теней полностью

— Ходят слухи, что советский посол в Лондоне… как бишь его?.. Бо-го-мо-лёф? (произнес он по слогам трудную для него фамилию). Да, верно: Богомолёф. Так вот, будто он встречался с Де Голлем, предложил союз со «Свободной Францией»…

— Твои сведения устарели: в декабре прошлого года «Свободная Франция» переименована в «Национальный Французский Комитет». Советский Союз признал Де Голля руководителем эмигрантского правительства. У нас с Россией одна цель: изгнать из наших стран оккупантов. Да и генерал раздражен поведением англичан и американцев. Как те, так и другие не блещут бескорыстием. Вот только идейные разногласия слишком сильны…

— При чем тут разногласия? Впрочем… взять хотя бы того же Черчилля. Он признался, что уже двадцать пять лет является самым последовательным противником коммунизма…

— Но тут же добавил, что, несмотря на это, опасность, которая нависла над Россией, угрожает, мол, и Англии и США. И что, мол, дело русского, защищающего свой дом, — дело каждого народа…

— Конечно. Мы сейчас с русскими в одном окопе, и у каждого из нас свой сектор обстрела…

— И все же, как насчет Второго фронта? — не унимался тот, у окна.

— Политика Черчилля одна: ждать, пока боши и русские взаимно себя не обескровят. А тогда можно будет «чужими руками каштаны из костра выгребать».

— Знать бы хоть, где тайные склады с оружием, о которых так трезвонят из Лондона!..

Собеседники умолкли. Да, если бы знать! А среди их охраняющих наверняка найдутся порядочные люди. Насколько бы эффективней стала борьба! А то, подумаешь, — пара каких-то автоматов: риск огромный, а толку? — капля в море!

Переждав для верности еще немного, я сделал вид, что просыпаюсь. Потягиваясь и зевая вышел в коридор. Нашел Мишеля. Вкратце передал услышанное.

— Ты не шутишь? — удивился он и с подозрением посмотрел на меня. — Надеюсь, хватило ума не встревать в болтовню?

— За кого ты меня принимаешь? — То-то и оно. Мы не имеем права рисковать. Думаю, убедился, какие бывают олухи? А еще «Реймон» называется! — и Мишель, недовольно покачав головой, пошел вздремнуть.

Светало. Новые пассажиры спать не укладывались, и их тихие разговоры, сливаясь с гомоном просыпавшихся, нарушили царившую ночную тишину. На одной из очередных остановок, у поселка Талан, в вагоне засуетились более обычного, и он заметно опустел. Не на следующей ли ожидается проверка? И я поспешил к своему другу.

— Какая сейчас станция? — обратился встрепенувшийся Мишель к соседу.

— Дижон. Заскрипели тормоза. Мишель бросился к окну, но тут же отпрянул. Выглянул и я: по все медленней проплывающему перрону парами стояли фельджандармы. Каски, традиционные плакетки на цепях на груди[30], автоматы. Я прихватил чемоданчик, и мы вышли в коридор. В некоторых отделениях, как и в том со старушкой, окна были опущены, оттуда веет приятной прохладой. Наша старенькая попутчица, как и ее спутники, не спешит. Но многие повысыпали в коридор и нетерпеливо жмутся к выходу. Поезд остановился. Хлопнула дверь, и, потеснив назад толпу, в проеме тамбура показалось два стража «Нового порядка».

— Ваши документы! Что у вас тут? — стандартно началась проверка, осмотр багажа. В такие моменты мне всегда кажется, что ищут именно меня.

Фельджандармы все ближе и ближе подходят к «нашему» отделению. Туда же, подталкиваемые сзади пассажирами им навстречу, приближаемся и мы. Один из фрицев, решив почему-то, что мы собираемся прошмыгнуть мимо, перегораживает путь:

— Хальт! Папире! — Я — вольнонаемный рабочий, — по-немецки представляется Мишель и с самым заискивающим видом протягивает свой «Фремденпасс».

Услышав родную речь, фельджандарм явно удивлен. С интересом вглядывается в моего друга, затем в корочки его документа.

— Ах зо… Ист гут, ист гут! — явно теплеет его настороженный взгляд.

— А это мой друг, — указывает на меня Мишель. И я, протянув мой документ, в свою очередь начинаю изощряться в знании немецкого и в комплиментах.

— Мне так понравилось у вас в Германии! — поддерживает меня Мишель, — какая удивительная чистота! Какой непревзойденный порядок! Один ваш Берлин чего стоит! Опять поеду туда. Вот с этим другом. Заберем его вещи и… да здравствует Германия!

Все это происходит у отделения со старушкой. Чувствую: и ее спутники, и те, что сзади нас, бросают в нашу сторону недоброжелательные взгляды. Это, признаюсь, коробит, и мы умеряем свой пыл. Кажется, фельджандарм «созрел» и готов нас пропустить. «Не рискнуть ли?» — и я начинаю подаваться поближе к заветному свертку. Еще мгновение, и он бы был в моих руках. В этот момент перед нашими глазами предстает второй страж, закончивший осмотр предыдущего отделения. Бросив на нас придирчивый взгляд, он указал на чемоданчик:

Перейти на страницу:

Все книги серии Мемуары замечательных людей

Воспоминания: 1802-1825
Воспоминания: 1802-1825

Долгие годы Александра Христофоровича Бенкендорфа (17821844 гг.) воспринимали лишь как гонителя великого Пушкина, а также как шефа жандармов и начальника III Отделения Собственной Его Императорского Величества канцелярии. И совсем не упоминалось о том, что Александр Христофорович был боевым генералом, отличавшимся смелостью, мужеством и многими годами безупречной службы, а о его личной жизни вообще было мало что известно. Представленные вниманию читателей мемуары А.Х. Бенкендорфа не только рассказывают о его боевом пути, годах государственной службы, но и проливают свет на его личную семейную жизнь, дают представление о характере автора, его увлечениях и убеждениях.Материалы, обнаруженные после смерти А.Х. Бенкендорфа в его рабочем столе, поделены на два портфеля с записями, относящимися к времени царствования Александра I и Николая I.В первый том воспоминаний вошли материалы, относящиеся к периоду правления Александра I (1802–1825 гг.).Издание снабжено богатым иллюстративным материалом.

Александр Христофорович Бенкендорф

Биографии и Мемуары

Похожие книги

100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище
Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище

Настоящее издание посвящено малоизученной теме – истории Строгановского Императорского художественно-промышленного училища в период с 1896 по 1917 г. и его последнему директору – академику Н.В. Глобе, эмигрировавшему из советской России в 1925 г. В сборник вошли статьи отечественных и зарубежных исследователей, рассматривающие личность Н. Глобы в широком контексте художественной жизни предреволюционной и послереволюционной России, а также русской эмиграции. Большинство материалов, архивных документов и фактов представлено и проанализировано впервые.Для искусствоведов, художников, преподавателей и историков отечественной культуры, для широкого круга читателей.

Георгий Фёдорович Коваленко , Коллектив авторов , Мария Терентьевна Майстровская , Протоиерей Николай Чернокрак , Сергей Николаевич Федунов , Татьяна Леонидовна Астраханцева , Юрий Ростиславович Савельев

Биографии и Мемуары / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное