Записки бойца Армии теней

«Тунисцем», который должен был описать мне «мой» город и «мой» дом, оказался… Мишель! Он появился под вечер. Рассказал, как все произошло в Бретани. Получив от Терезы записку, Мишель помчался в барак, надежно перепрятал карту и все другое. Успел переговорить с Янеком, чтобы тот предупредил других. Вовремя! Ночью нагрянули абверовцы, перевернули все вверх дном. Безуспешно! Допрашивали. Мишель, «естественно», не предполагал, что «этот идиот способен на подобную пакость». Поляки, предварительно проинструктированные Янеком, в один голос заявили, что в последнее время заметили во мне что-то ненормальное, что я, по их мнению, начал «свихиваться». Затем Мишель, получив «добро» от руководства и узнав день назначенного суда, совершил с ребятами наезд на тюремный фургон, возвращавший меня в нантскую тюрьму: своим грузовиком врезался в него сбоку, но «чуток не рассчитал», а сопровождавшие его ребята прикончили охрану. Меня высвободили из бокса опрокинутой машины.

— Ну и хлипкий же ты оказался: чуть что и… в обморок! Сам Мишель, бросив машину, сразу же скрылся в Париж, отвезя туда и очередную карту-схему ПВО прибрежного района. Осталось закончить план обороны самого Нанта. Этим сейчас занимается группа Ива-Анжа. А Констана, учитывая многодетность семьи и ее вклад в мое спасение, освободили от рискованной работы, оставив в резерве. Тереза стала связной. Как только схема будет готова, она сообщит, и за ней поедут из Парижа…

Итак, мой друг сделал все, чтобы спасти меня и всю группу. Мишель остался доволен моим перевоплощением: «Почти никакого сходства с разыскиваемым Поповичем!» Впрочем, насчет «Поповича» и его самого было дано указание пустить слух, что, мол, оба бежали из Франции. Ренэ улыбалась и, не стесняясь Мишеля, в порыве нежности прижималась ко мне:

— Я не хочу, чтобы его схватили!.. Я стоял словно оцепенелый. Сколько раз, еще тогда, оставаясь с Ренэ наедине, я пытался дать ей понять, что испытываю к ней большее, чем просто дружеские чувства, но дух Мишеля всегда витал между нами. Я знал, что и он к ней неравнодушен. Но не знал, что сама она изо всех сил старалась «не замечать» моих чувств. И как было обидно: кругом смерть, жизнь коротка и ненадежна, каждая минута дорога — может оказаться последней, а она будто этого не понимает и отстраняется от меня. Эх, таинственны и неразгадываемы женские сердца! Лишь сейчас все стало ясным:

— Я тебя полюбила сразу же! Но вы с Мишелем такие друзья, ты бы не простил потерю друга, и я бы потеряла вас обоих!..

Как она права! Сколько в ней самообладания, чистоты!.. Первые дни я почти не выходил из гостиницы, лишь по крайней надобности: костыли были помехой. Ренэ и Энрико делали все, чтобы скрасить положение человека, загнанного в подполье.

— Сасси! — сказала однажды Ренэ, — у меня для тебя сюрприз. Поедем со мной!

На метро мы отправились по направлению к Монруж. Выйдя наверх на последней остановке, повернули в маленькую тихую улочку. Поднялись на первый этаж необитаемого, видно, дома. Ренэ отперла ключом дверь и… мы очутились в опрятно обставленной чистой комнатушке. Была газовая плитка, рукомойник, столик, застланная кровать, два стула. Удивительно: нигде ни пылинки!

 — Знаешь, Сасси, — нежно прильнула Ренэ ко мне, — в твоем положении невредно, даже необходимо, иметь запасное убежище, а? Если надо будет скрыться, тут и переждешь. Я сняла эту комнатку для «брата». Как и в отеле «Миди», здесь такой же запасной выход — через окно. Смотри: даже удобней, чем у нас!

И мы с ней целые сутки обживали эту уютную квартирку… Однако все случилось не так, как мы предполагали. В середине июня по пневматической почте я получил сообщение от Анри. В нем указывались время и место встречи — в излюбленном кафе «Дюпон». Я даже замурлыкал от радости: «Ше Дюпон тут э бон!.. Ше Дюпон тут э бон!» Летел туда, как на крыльях, насколько позволяла моя хромая нога, но уже без костылей. Сколько времени маялся я без дела, ужас! Менье, как обычно, был жизнерадостным, полон юмора:

— Ну, «баба-Яга костяная нога», как самочувствие?.. Так вот, день «Жи» (высадки союзников и открытия Второго фронта) не за горами. Восточный фронт заставил бошей оголить побережье, о чем свидетельствует и твоя информация о разговоре фельдфебелей в поезде. По всей территории Франции — то же самое. Но оккупанты боятся восстания, особенно в Париже. Принялись пополнять «Милис де Дарнан». И нам пришлось начать работу среди милиционеров, выпускаем для них специальные листовки «Полис э Патри» (Полиция и родина). Рассчитываем воздействовать на тех, кто не погряз в крови соотечественников, — на свежевербуемую туда молодежь…[37]

От меня требовалось вступить в контакт с одним из руководящих лиц милиции, заведующим отделом оргнабора и уже давшим согласие сотрудничать за определенную мзду. Первую часть взятки — 500 000 — он уже получил. Но надо его прощупать получше: