Записки брюнетки

— Я знала ее, — говорит Рита и в ее глазах до сих пор читается ненависть. — Это наша клиентка, с соседних богатых дач. На тот момент где-то полгода приезжала к нам каждую субботу. Отец ее сам в седло сажал, сам азам обучал и сам первый раз в поля вывез. Он еще ее Дианой называл — мол, в седле держится со статью богини-охотницы. Да какая она на фиг богиня! Так, ерунда — только папик богатый, морда смазливенькая да волосы до попы.

Ее Анной зовут…

Рита поняла одно: она невольно стала свидетельницей чего-то фатального. Ее саму отец воспитывал в строгости в отношении парней, и в свой 21 год Рита оставалась девственницей.

— Да и кавалеров, если честно, у меня особо не наблюдалось, — признается она. — Я ж все время на конюшне торчала, а тут только все свои, старинные друзья-приятели. Увиденное меня поразило так, что я сначала разрыдалась, не могла остановиться. Потом прыгнула в машину, ринулась назад в бабкин дом, даже к Особенной не заглянула — забыла, зачем вернулась на конюшню. В бабкином погребе нашла самогонку и с горя хватанула целый стакан — первый раз в жизни! Так хреново было на душе! А потом взяла и матери позвонила. Я даже как-то не подумала, правильно ли я поступаю? Может, мне надо было отца подкараулить и сначала с ним поговорить? Мол, я все знаю. Но я не соображала ничего, мне самой будто бы совет нужен был: как мне относиться к тому, что я увидела?

На часах был третий час ночи, но Елизавета Петровна сняла трубку сразу. Выслушав рыдающую дочь, она не выказала признаков удивления. Вялым, ровным голосом, а таким он у нее был весь последний год после инсульта, она сказала:

— Рита, успокойся, пожалуйста. Я давно все знаю, ее Анной зовут. Отец со мной серьезно говорил: он уже год с ней встречается, сильно влюблен и теперь решил уйти к ней насовсем. Сказал, что будет нас с тобой обеспечивать. У этой Анны очень богатый отец. Так что Петро уйдет жить к ней, квартира останется нам. То есть, тебе, — поправилась мать. — И на конюшне ты сможешь бывать сколько захочешь. Мы должны понять его, дочь, он еще молодой мужчина, а я сильно болею…

— Мать, ты что — дура? — закричала Рита в отчаянии и нажала отбой.

А жизнь-то налаживается…

Через день была суббота. Рита, как обычно, с утра была на конюшне, принимала клиентов. С ночлегом в те выходные снова никто не заехал, так что тянулись в основном дачники — покатать детей в манеже или походить шагом в леваде. Это было только к лучшему. Стояла сильная жара, лошади были квелые, но нервные — их мучили слепни.

— Отец приехал часов в пять, — вспоминает Рита, — выглядел он бодрым и счастливым. У меня аж дыхание перехватило, когда он, выходя из своего новенького блестящего джипа, раскинул руки и прокричал: а жизнь-то налаживается! Тогда впервые в жизни во мне шевельнулась ненависть к нему. Я забежала в тренерскую и позвонила матери, которая была в городской квартире:

— Срочно позвони ему и вызови в город, — сказала Рита матери. — Придумай что-нибудь: скажи, что тебе стало плохо, лекарства нужны. Или что с бухгалтерией путаница. Или… Ну, в общем, все сойдет.

— Рита, не дури! — пыталась осадить дочь Елизавета Петровна.

— Я сказала тебе, делай! — крикнула дочь. — Хотя бы ради меня!

Дальнейшие воспоминания явно даются Рите нелегко. Она нервно лупит себя по коленке конским хлыстом. Наблюдая за силой ударов, я понимаю: ей должно быть очень больно. Очень.

— Я не была уверена, что мать позвонит, — продолжает Рита. — Но она позвонила. Были ли у меня план? Скорее, нет. Я просто точно знала: в 7 обычно приезжает ОНА, она любит скакать на закате, ее отец приучил. Я подсчитала: если матери удастся вызвать отца в город, он не успеет вернуться к ее приезду. Зачем мне это было нужно, я тогда еще до конца не понимала. Возможно, я хотела поговорить с ней с глазу на глаз. У меня на душе была сумятица. Ты мне веришь?

— Верю, отзываюсь я.

Я действительно верю Рите. Есть в ней что-то такое настоящее. Недаром бывалые лошадники говорят: плохого человека лошадь к себе не подпустит. Лошади почти как женщины — они людей сердцем чуют.

Елизавета Петровна все же исполнила просьбу дочери и позвонила мужу. И Петро, сказав, что дело срочное, сел в машину и умчался в город. Вернуться обещал не раньше, чем часа через три.

Лошадь ее мечты

Как только — ровно в 7 — у конюшни появилась кокетливая «Тойота» Анны, Рита крикнула инструктору смены Даше:

— Седлай Особенную!

— Уверена, что надо выводить Особенную? — усомнилась опытная Дашка. — Она не оклемалась еще, даже в стойле стоит неспокойно.

— Сказала — седлай! — оборвала Рита справедливое возражение на правах хозяйки.

— Я знала, что эта Анна всегда просила у отца Особенную, буквально выпрашивала, — поясняет мне Рита. — Это была лошадь ее мечты. Но отец пошел ей навстречу всего-то раза два, и то только в своем присутствии — боялся за свою милую. Все-таки Особенная — лошадь под опытного седока, а Анна эта в седле без году неделя. Я была уверена: разрушительница нашей семьи обрадуется моему выбору. Так оно и произошло.