Записки брюнетки

Если честно, у меня не вызвала отторжения или возмущения ни сама Наталья, ни ее семья. Если взглянуть правде в глаза, по сути Наталья — простая русская баба с непростой судьбой. Самая обычная и типичная для наших широт женщина. Чуть грубоватая, прямолинейная, манерам и реверансам не обученная… И таких полно в селеньях по всей России-матушке. У них часто нет не только евроремонтов, но и работы, и мужиков… Но они как-то живут, как-то выдюживают и почти не жалуются. Рожают детей, как-то растят детей и любят их так, как умеют. Провинился — кнут, постарался — пряник. Так было на Руси испокон веку: так — в тесноте, да не в обиде — вырастили и саму Наталью, и ее мать, и еще множество поколений в русских селах. Так чего же удивляться, что теперь Наталья намерена так же вырастить Сандру? Ведь по-другому она себе даже не представляет. И Наталья непременно осудит своих дочерей Леру и Сандру, если они, когда-нибудь родив ей внуков, удумают отдать их чужим людям. Пусть даже в роскошные условия и в евроремонт. Неправильно это, не по-нашему.

Семья Зарубиных — не лучше и не хуже остальных. Да, они живут бедно — но не как-то особенно бедно, а ровно так, как все их соседи в округе. Да, по выходным на их столе появляется водочка — но не в больших количествах, чем на всех воскресных столах по всем бескрайним русским просторам. Да, они моют говорящую на языке сериалов девочку в цинковом корыте и могут шлепнуть за непослушание. Но так здесь жили веками. Одни цари сменяли других, вершились революции, дефолты и путчи, уходили в отставку целые правительства, на смену коммунистам пришли демократы… А простой люд как жил-поживал, так и живет — довольствуясь малым, нехитро закусывая по выходным в окружении резвой босоногой детворы… И, что интересно, продолжая любить и родину, и царя-батюшку. Мы хорошо усвоили: наше главное богатство — наши дети. Вот мы и не хотим отдавать их иностранцам ни при каких обстоятельствах. Пусть в корыте, зато в родном — со своими, с родными. Оглянитесь вокруг по великой Руси: все так живут. Что ж нам теперь — всех наших детей отправить в Португалию?

Но, прежде чем покинуть дом Зарубиных, я делаю еще кое-что. Для этого у меня имеется домашняя заготовка. Я не владею португальским, но мне очень хотелось спросить у Сандры кое-что, не пользуясь услугами ее мамы, как переводчика. Вот я и подготовилась загодя, при помощи своего друга, знающего португальский.

— Сандра, — я наклоняюсь к ее уху. — Da qual casa tu gostas mais — na Russia ou em Portugal? (Какой дом тебе больше нравится — в России или Португалии?)

— Ambas! («Оба!») — отвечает дитя, не задумываясь.

— E onde e mais divertido brincar? («А где тебе интереснее играть?») — пристаю я.

— Aqui, perto do lar, da «petch»! («А играть лучше всего на печи!») — отвечает мне Сандра.

* * *

Как справедливо гласит русская поговорка, сделанного не воротишь. А американцы говорят: единожды облажавшись, надо хотя бы попытаться в своем дерьме не утонуть. Раз уж наше общество единожды вмешалось в жизнь девочки и кардинально изменило ее, хорошо бы взять себя в руки и хотя бы не сделать еще хуже… Сначала мы торжественно и на весь мир вручили ребенка его родной матери. Соблюли державное лицо. Теперь мать нам не глянулась, и мы собрались с такой же помпой вернуть Сандру нашим португальским друзьям… Не похоже ли на то, что мы, как в том старом анекдоте, «детей не любим, но сам процесс нам нравится»? Может быть, все-таки стоит подумать о благополучии и удобстве самой девочки? Сохранить для нее возможность общаться с любящими ее людьми — и в России, и в Португалии? Пусть у нее, в лучших традициях сериалов, будет две мамы — и русская, и португальская. Если мы все-таки ратуем не только за собственный имидж, но и за интересы ребенка, мы должны понимать: ласковое дитя двух маток сосет. А Сандра — дитя пока ласковое и пока еще, к счастью, не осознавшее, как многое в ее судьбе от нее совсем не зависело.

Резюме брюнетки: