Читаем Записки доктора (1926 – 1929) полностью

– Подходят к моей кровати два фершала. Один и говорит: «Она сейчас умрёт!» А другой сказал: «Конешно! У неё уж лёгкие совсем оторвались!» Услыхала я: так вся и обмерла… Ну, думаю, конец приходит… И взяла меня тут потягота и позевота… Насилу отошла…

Вот ведь какие мошенники: им бы только народ пугать, а их приставили лечить! Ну до смерти и залечивают!..


«Если поешь, сколько захочется – одеться не во что! Мало-мальски оденешься – поесть нечего! Вот так и вертишься!»


16. Х

«Не кормят, не одевают детки… Хотела судиться. А потом уж решила на Господа положиться!.. Его святая воля!.. Значит, Отец Небесный лучше знает, что надо мне: велит терпеть – и буду терпеть!.. Господь наш Иисус Христос сам перенёс великие муки и нам велел терпеть… Значит – воля Божия!

Этта проплакала целый день, а ночью уснула, и приснился мне сон – уж такой хороший, такой приятный, что без слёз и пересказать не могу… Отворяется будто дверь, и входит старичок – такой маленький, седенький, светленький такой… Вошёл в комнату-то – и остановился, и смотрит на меня… А потом усмехнулся таково ласково, подошёл ко мне и протягивает ручку… А в ручке-то у него горбушечка беленького хлебца… Да и говорит: “Это тебе принадлежит, раба Господняя!..” Заплакала тут я и только хотела ручку-то его беленькую да худенькую поцеловать, а он уже и пропал!»


22. Х. Мать

«О чём ты плачешь, Клавдя!?» Клавдя уронила голову на исходящий журнал и тихо плачет, не отвечая на вопрос. Кто-то сказал: «У неё умер сегодня ребёнок!..»

– Ребёнок умер?! Так и слава же, Господи: не ты ли сама желала его смерти? Вот уж ни капельки не трогают меня твои слёзы, и нисколько мне тебя не жаль! Мать плачет о детях, а какая же ты мать – только слово одно, что мать! Родила ребёнка и бросила его, как кошку! Ведь уж ему год исполнился, а ты навестила ли его хоть раз? Взглянула ли хоть в щёлочку на него?.. Ты ни разу не видела своего ребёнка, тебе стыдно было подойти к дому, где он находился… Мало того, тебе ведь передавали слова докторши, что ребёнок твой захворал и положение его тяжёлое, а вчера тебе известно было, что ребёнок умирает… Тебя и это не тронуло!.. Помнишь, сколько раз я говорила тебе: «Клавдя, пойдём вместе, навестим ребёнка… А ты что мне отвечала – помнишь?!.. У тебя был только один ответ: «А ну его! Хоть бы умер поскорей!»

Сначала я тебя жалела, пока не узнала, какая ты дрянь… Ещё можно было понять тебя вначале, когда ты была одна и брошена всеми, даже родной матерью… А потом ведь ты вышла замуж, сама же говорила, что муж твой хороший и ты ему всё рассказала про себя: почему же ты не взяла к себе ребёнка, а так и оставила его в приюте? Почему, наконец, ты не отправила его к своей матери, с которой ты помирилась?! Неужели же она не могла взять его к себе, – уж не потому, что он ребёнок дочери, а хоть ради тех денег, которые шли на ребёнка? Ведь ты на него получала по 12 рублей в месяц! Господи, какой стыд!..

А ведь ты ещё духовного роду, мать твоя дьяконица, и отец твой жив, и живут неплохо. Около церкви родилась, а сердце у тебя каменное… Не верю я твоим слезам и не жалею!.. Ну, вот ребёнок умер – что же ты плачешь!? Радуйся! Ведь ты ждала этого дня, ты думала, что стоит ему исчезнуть и всё будет хорошо, и заживёшь по-новому, будешь счастлива! Не будет тебе покоя!..

Послушай, Клавдя: если ты сама не видела ни разу своего сына и не знаешь, какой он у тебя был – я тебе скажу… Недавно я приходила в приют и видела его. Маленький-маленький, а уж ходит и смеётся, и зубочки у него четыре – беленькие; принесла ему яблоко, взял он его ручонкой и показывает няньке: «мама» говорит. Головка чёрненькая, хорошенький, весь в тебя… Ты не хотела его знать – теперь будешь помнить с моих слов. И никуда не скроешься от него…

Ну а теперь к делу: поди получай скорей деньги. Тебе выдадут 25 рублей на похороны: хоть похорони его как следует!

Клавдя одевается и говорит:

– Япопрошу дочку хозяйки: она сходит и похоронит, сама я не пойду!..

– Что!! И похоронить не хочешь сама? Да что же это такое! Ах ты несчастная!.. В последний раз говорю тебе, Клавдя: если ты сама не оденешь ребёнка и не проводишь его на кладбище – я тебе буду чужая… И не смей ко мне подходить!.. (Разговор между сослуживицами в амбулатории.)


24. Х

Мать так и не была на похоронах, так и не взглянула на него в первый и последний раз. Чужие люди сделали всё, что нужно.


Фамилия: Разбежкин.


«Помидорные порошки» (пирамидон); мазь «зебра» (Hebra[52]).

На приёме у доктора в амбулатории.

«Сколько тебе лет, бабка»?» – «Семьдесят, батюшко: много уж годков-то!» – «Ну так зачем пришла? Не лечиться тебе нужно – пора костям на место!» – «Сама знаю, батюшко, что пора, давно пора: да что поделаешь, коли Бог смерти не даёт! Вот и пришла, кормилец, к тебе: дай-ко ты мне какого ни на есть лекарства, чтобы поскорей умереть – самой-то не хватает духу удавиться или отравиться…» – «Ишь чего захотела, старая, – охота мне за тебя под суд идти?!»

Перейти на страницу:

Все книги серии Эхо эпохи: дневники и мемуары

Записки доктора (1926 – 1929)
Записки доктора (1926 – 1929)

Записки рыбинского доктора К. А. Ливанова, в чем-то напоминающие по стилю и содержанию «Окаянные дни» Бунина и «Несвоевременные мысли» Горького, являются уникальным документом эпохи – точным и нелицеприятным описанием течения повседневной жизни провинциального города в центре России в послереволюционные годы. Книга, выходящая в год столетия потрясений 1917 года, звучит как своеобразное предостережение: претворение в жизнь революционных лозунгов оборачивается катастрофическим разрушением судеб огромного количества людей, стремительной деградацией культурных, социальных и семейных ценностей, вырождением традиционных форм жизни, тотальным насилием и всеобщей разрухой. Впервые отрывки дневников были опубликованы Ю. М. Кублановским в журнале «Новый мир» в 2003 году и получили высокую оценку С. П. Залыгина и А. И. Солженицына. В настоящем издании записки доктора Ливанова впервые публикуются в полном объеме.

Константин Александрович Ливанов

Биографии и Мемуары / Документальное

Похожие книги

Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище
Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище

Настоящее издание посвящено малоизученной теме – истории Строгановского Императорского художественно-промышленного училища в период с 1896 по 1917 г. и его последнему директору – академику Н.В. Глобе, эмигрировавшему из советской России в 1925 г. В сборник вошли статьи отечественных и зарубежных исследователей, рассматривающие личность Н. Глобы в широком контексте художественной жизни предреволюционной и послереволюционной России, а также русской эмиграции. Большинство материалов, архивных документов и фактов представлено и проанализировано впервые.Для искусствоведов, художников, преподавателей и историков отечественной культуры, для широкого круга читателей.

Георгий Фёдорович Коваленко , Коллектив авторов , Мария Терентьевна Майстровская , Протоиерей Николай Чернокрак , Сергей Николаевич Федунов , Татьяна Леонидовна Астраханцева , Юрий Ростиславович Савельев

Биографии и Мемуары / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное
Айвазовский
Айвазовский

Иван Константинович Айвазовский — всемирно известный маринист, представитель «золотого века» отечественной культуры, один из немногих художников России, снискавший громкую мировую славу. Автор около шести тысяч произведений, участник более ста двадцати выставок, кавалер многих российских и иностранных орденов, он находил время и для обширной общественной, просветительской, благотворительной деятельности. Путешествия по странам Западной Европы, поездки в Турцию и на Кавказ стали важными вехами его творческого пути, но все же вдохновение он черпал прежде всего в родной Феодосии. Творческие замыслы, вдохновение, душевный отдых и стремление к новым свершениям даровало ему Черное море, которому он посвятил свой талант. Две стихии — морская и живописная — воспринимались им нераздельно, как неизменный исток творчества, сопутствовали его жизненному пути, его разочарованиям и успехам, бурям и штилям, сопровождая стремление истинного художника — служить Искусству и Отечеству.

Екатерина Александровна Скоробогачева , Екатерина Скоробогачева , Лев Арнольдович Вагнер , Надежда Семеновна Григорович , Юлия Игоревна Андреева

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / Документальное
Третий звонок
Третий звонок

В этой книге Михаил Козаков рассказывает о крутом повороте судьбы – своем переезде в Тель-Авив, о работе и жизни там, о возвращении в Россию…Израиль подарил незабываемый творческий опыт – играть на сцене и ставить спектакли на иврите. Там же актер преподавал в театральной студии Нисона Натива, создал «Русскую антрепризу Михаила Козакова» и, конечно, вел дневники.«Работа – это лекарство от всех бед. Я отдыхать не очень умею, не знаю, как это делается, но я сам выбрал себе такой путь». Когда он вернулся на родину, сбылись мечты сыграть шекспировских Шейлока и Лира, снять новые телефильмы, поставить театральные и музыкально-поэтические спектакли.Книга «Третий звонок» не подведение итогов: «После третьего звонка для меня начинается момент истины: я выхожу на сцену…»В 2011 году Михаила Козакова не стало. Но его размышления и воспоминания всегда будут жить на страницах автобиографической книги.

Карина Саркисьянц , Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Театр / Психология / Образование и наука / Документальное