Записки Флэшмена. Том 2.

С тех пор на свет были извлечены две аналогичные вставки, результатом чего стало данное собрание небольших эпизодов в карьере выдающегося, хотя и недостойного, викторианца. Один из этих эпизодов касается неизвестного дотоле европейского кризиса, который, если бы не невольное вмешательство в него Флэшмена, мог на три десятка лет ускорить начало Первой мировой войны со всеми ее невообразимыми последствиями. Поскольку это самый крупный фрагмент, содержащий портрет одного великого монарха и затрагивающий, пусть и косвенно, персоны многих выдающихся деятелей своего времени, а также благодаря тому, что в нем мы видим Флэшмена, сталкивающегося с тенью своего старинного врага, я решил отдать первенство именно этому воспоминанию. Вторая часть книги проливает свет на одну из самых загадочных историй Викторианской эпохи, так называемый «Скандал с баккара», в котором принцу Уэльскому пришлось сыграть довольно неприглядную роль. Третий эпизод затрагивает кратко два примечательнейших сражения конца XIX столетия, сводит Флэшмена с одним из величайших негодяев своего времени и позволяет нам, посредством его желчного взгляда, увидеть двух прославленных героев. Поскольку именно последний фрагмент был обнаружен первым, на два десятка лет раньше остальных, и факт его существования породил среди изучающих «Записки» определенный ажиотаж, я решил использовать его название для данного тома.

Дж. М. Ф. 

Дорога на Чаринг-Кросс

(1878 и 1883—1884) 

I

Вы, должно быть, не знаете Бловица, возможно, даже не слыхали о нем. И это к лучшему, хотя, осмелюсь заявить, при встрече он показался бы вам вполне безобидным малым. Мне вот показался, на мою беду. Не то чтобы я держу его за закоренелого негодяя, нет — это был милейший человечек, полный до краев благими намерениями, и не его вина, что ими оказалась вымощена моя дорожка в ад, которая вела на дно соляной шахты. И только по милости Божьей я не остался там навсегда, погребенный необоримым роком. Проклятое место, эти соляные шахты, и вовсе не соответствующее вашим представлениям. Для начала, там не найти ни грана соли.

Заметьте, говоря, что это вряд ли вина Бловица, я склонен толковать сомнение в пользу маленького пройдохи, а такое со мной бывает нечасто. Но, как вы убедитесь, мне он пришелся по душе, даром что был журналистом. Подлые скоты, особенно те, что работают в «Таймс». Лет тридцать тому назад Бловиц был их корреспондентом в Париже, а заодно, без сомнения, правительственным агентом (покажите мне парня из «Таймс», который не является таковым, начиная от Дилана[738] до чертей из типографии), но ясно ли он осознавал, что затевает или просто хотел устроить для старины Флэши пару славных приключений, не знаю. Бесспорно только то, что именно его треклятые картинки подвели меня под монастырь: фотографии двух прелестных женщин, явленные глазу ничего не подозревающему мужчине средних лет — одна в 78-м, другая — в 83-м. По их вине я претерпел одно из самых странных приключений в своей непутевой жизни. Не худшее, быть может, но довольно скверное и чертовски загадочное. Не думаю, что даже сейчас разобрался в этом адском клубке. По крайней мере, не полностью.

Впрочем, по ходу я получил некоторые компенсации, среди которых числятся высшая награда Франции, благодарность двух венценосных особ (одна из которых просто сногсшибательная красотка, но мне с того проку было мало), возможность насолить Отто Бисмарку и расположение той прелестной милашки, мамзель Каприз, не говоря уж об очаровательном айсберге, принцессе Кральте. Но... Нет, едва ли на смертном одре я стану поминать Бловица дурным словом.