Записки Флэшмена. Том 2.

Священник махнул навахам и те бесшумно проскользнули в калитку. Послышался приглушенный всхлип, легкий стук, словно передвигали кресло, и вот они уже снова в переулке. Один из индейцев нес на плече трепыхающуюся Клеонию, тогда как другой придерживал ее за лодыжки. Вожак обмотал ей голову плотным одеялом, потом буркнул что-то священнику и троица дикарей, не издав ни звука, растаяла в темноте. Я ухватился за стену и обрушился на священника:

– Бог мой, при виде этих скотов меня чуть удар не хватил! Я думал, вы приведете своих…

– Я же сказал, поддавшись вашим настояниям, что мой патрон – Хосе Кучильо-Бланко – Хосе Белый Нож. Что же удивительного в том, что он послал за ней своих воинов? Быть может, их вид внушил вам опасения за ее судьбу? В таком случае позволю себе заметить, что у вас имелось довольно времени, дабы поразмыслить над долей будущей жены вождя навахо.

– Я не ожидал увидеть этих размалеванных монстров в темноте, вот и все! – с жаром заверил его я. – Но слушайте: он впрямь намерен жениться на ней? Как вы думаете?

– Да, но по своему обряду. Да и какая разница? Вернемся к двум тысячам – желаете пересчитать? Ах, и расписочку будьте любезны. – С этими словами мелкий ублюдок сует мне перо и бумагу. – На случай, если возникнут какие-нибудь вопросы насчет продажи. Но это немыслимо: жене Белого Ножа вряд ли представится возможность появиться в этом городе. Как и в любом другом, если на то пошло.

Я подмахнул документ: «Б.М. Комбер, лейтенант королевского флота в отставке».

– Отлично, падре, надеюсь супруг будет относиться к ней хорошо, ну и все такое. Хочу сказать, если бы не ваша сутана, я бы ни за что… Кстати, – не стерпел я, поскольку просто умирал от любопытства. – Как-то не пришлось спросить прежде: не находите вы немного странным, что, будучи священником, занимаетесь поставками женщин для дикарей?

Он сложил расписку.

– В долине Дель-Норте у нас множество миссий. Это значит, что жители большого количества деревень смотрят на нас, как на защитников. Кучильо-Бланко это знает, да и как ему не знать, когда его головорезы все предшествующие годы разоряли и грабили эти поселения? Он приходит в Санта-Фе, слышит про прекрасных белых женщин, чьи тела продаются; ему нравятся белые женщины…

– Вообще-то, если по совести, она не совсем белая – наполовину француженка, наполовину черномазая…

– Для него сойдет за белую. Однако вождь опасается, что индейцу женщину не продадут, поэтому шлет к нам гонца: достаньте для меня белую скво – и миссии и деревни будут оставлены в покое. На сезон. Стану ли я колебаться, покупая шлюху, и так отдающуюся любому за деньги, если таким образом могу спасти души – десятки душ мужчин, женщин, детей? Если это грех, я готов держать ответ за него перед Господом.

Я видел, как блестели в полутьме его глаза.

– А вот вы, со своими двумя тысячами, – что вы скажете Богу, когда он призовет вас на суд? Какими спасенными душами сможете вы оправдаться?

– Даже не знаю, падре, – пожал я плечами. – Быть может, Клеония обратит вождя навахо в христианство?

Когда он ушел, я забрал из беседки свои пожитки и поспешил к многолюдной Плазе. В конюшне я навьючил мешки на мула, пересыпал «орлов» в свой пояс-кошелек и выехал из города по дороге на Альбукерке. Не могу сказать, что не сожалел об отсутствии Клеонии – смышленая девица, в постели хороша и собеседник отличный, но слишком уж ушлая, да и когда бы удалось ей здесь, между Санта-Фе и Эль-Пасо, заработать для нас две тысячи – когда рак свистнет?

* * *

На пути вдоль реки до Альгодонеса тропа светилась в ночи огнями лагерей переселенцев, и я ехал между группами фургонов. Земли поначалу были обработанные, потом пошла поросшая кустарником меса. Дель-Норте оказалась ýже, чем я ожидал – когда слышишь название «Рио-Гранде»[116], то представляешь себе нечто большое, даже по сравнению с Миссисипи, тоже весьма немаленькой, – но она была не шире Темзы. Поток мутной воды струился между поросших тополями берегов, на южном краю горизонта пейзаж разнообразили вздымающиеся к небу уродливые утесы. На следующую ночь я остановился в Альбукерке – большой деревне, разросшейся благодаря караванам и хижинам мексиканских и американских старателей, работавших на золотых приисках по соседству.

Здесь я продал мула и решил перебраться на западный берег. Вокруг брода скопились тучи палаток и фургонов, а людской муравейник кишел, переправляя транспорт и пожитки на плотах и плоскодонках. Река здесь была довольно быстрой, а примерно в четверти мили от берега находились песчаные отмели. Я видел, как одну лодку аккуратно вытолкали шестами на фарватер, но она вдруг стала медленно тонуть. Потерпевшие кораблекрушение орали и барахтались в воде, тянули за веревки, мешая друг другу и усиливая хаос. Западный берег оказался, к слову, не лучше восточного, и я продолжил путь на юг по дороге для фургонов, весьма оживленной в обоих направлениях.