Записки Флэшмена. Том 2.

Что до самой бойни, то мне слишком часто приходилось оказываться на противоположном конце, чтобы я мог принять все близко к сердцу. Скальпирование – занятие свинское, но неужто я стану жалеть мертвых апачей больше, нежели люди Нана-сагиба жалели нас под Канпуром? А если вам вдобавок приходилось отступать от Кабула, бежать из-под Исандлваны или перебираться через Альму, то вид сотни краснокожих без волос на макушке может показаться вам не слишком приятным, но, поразмыслив над тем, насколько они заслужили свою судьбу, вы вряд ли станете сильно жалеть о них.

Не берусь утверждать, что пребывал в наилучшем расположении духа или пообедал с аппетитом, и я был почти счастлив, когда Галлантин отрядил меня в число дозора, направленного патрулировать равнину на предмет появления индейцев. Признаков их присутствия не было – а это, знаете, самый скверный признак. Мы вернулись в лагерь под вечер. Трупы были убраны, в центре разведен большой костер. Вот-вот должна была начаться по-настоящему дьявольская работа.

Как помните, женщин, относительно непострадавших, согнали в кучу, и если в течение дня мне и приходила мысль об их судьбе, то думал, их отпустят, ну разве что позабавятся с ними маленько. Но оказалось, по законам шайки Галлантина женщин отдавали на ночь на произвол этих красавчиков, а поутру убивали и скальпировали, так же как и детей. Сомневаетесь в моих словах, загляните в академическую книжку мистера Данна[122] и десяток других – и поймете, что разницу для пола и возраста

«пройекто» предусматривал только в цене.

Я скушал жаркое, как полагается хорошему мальчику, и залил его несколько большим количеством кукурузного пива, нежели стоило. Тут ко мне и еще паре охотников подходит Иларио и сует нам кожаный мешочек. Он потряс его, и я, ничего не подозревая, сунул внутрь руку, как и прочие, и вытащил белый камушек. У тех двоих камушки оказались черными, они разразились проклятиями, а Иларио ухмыльнулся и махнул рукой.

– Felicitaciones, amigo![123]

 – говорит. – Ты первый!

Недоумевая, я последовал за ним к костру, вокруг которого, с Галлантином на почетном месте, расположилась вся шайка. Перед предводителем стояли трое охотников, на отвратительных физиономиях которых играли широкие ухмылки. Товарищи осыпали троицу шутками, охотники же отвечали на них грубой похвальбой и жестами. Потом я заметил рядом четырех индианок и понял – видимо, они являлись сливками с добычи, поскольку все были молоды и привлекательны, насколько может быть привлекательной перепуганная насмерть скво в засаленной кожаной рубахе.

– Это он последний? – вопрошает Галлантин, и, видя это заросшее бородой лицо с нечистой кожей в окружении улюлюкающей толпы, вы согласились бы, что вряд ли нашлась бы лучшая модель для картины «Сатана и его присные». В деле эти ребята выказали себя расторопными и дисциплинированными, но теперь, под воздействием тизвина и кактусового сока, да еще в предвкушении забавы, вся их зверская сущность полезла наружу.

– Ну же, Иларио, поживее! – закричал Галлантин, и Барба повернулся лицом к нам и спиной к скво. – Кто получит ее?

Галлантин указывал на одну из девочек. Иларио, который ее не видел, усмехнулся и, выдержав театральную паузу, указал на плотного бородатого малого рядом со мной.

Издав радостный клич, мерзавец кинулся к своей добыче и, к моему изумлению, принялся лапать ее прямо на глазах у всех! Ну и вопили же эти красавчики: как сейчас вижу их оскаленные звериные морды и того бородача, который взгромоздился на скво – задница его мелькала, как локоть скрипача. Перекрикивая гомон, Галлантин указал на вторую девчонку, и Иларио выбрал следующего кандидата. Тому хотя бы хватило ума утащить свою полубесчувственную жертву в укромное место. Толпа демонов ухала вслед удаляющейся парочке. Пришел черед третьей индианки, и на этот раз Иларио указал на меня.

– Проклятье! – выругался стоящий рядом орангутанг. – Я хотел эту штучку!

Его разочарование вызвало всеобщую потеху.

– Ура, Джим остался с носом! Эгей, а она ведь тебе в самый раз!

Когда он удалился со своей добычей, горлопаны переключились на нас с третьей девушкой.

– Ну же, парень, налетай! Как, он – англичанин? Тогда давай приятель, познакомь ее со своим Юнион Джеком! Хей-хей!

Будь она самой Клеопатрой, я бы все равно не захотел ее в тот миг. Никогда в жизни не чувствовал себя менее похотливым. Да и чего ожидать в таком ужасном месте, после тех кошмарных сцен и среди орущей толпы? И даже если отбросить вышеперечисленное, ее внешность не располагала к утехам – вот еще доказательство того, насколько ошибочны могут быть поспешные выводы. Окинув ее взглядом, я увидел всего-навсего простую индейскую девчонку в неряшливом замшевом платье, отделанном бахромой, с длинными косами, ниспадающими вдоль пухлого перепачканного личика. От подруг ее отличало только одно – тогда как товарки плакали и тряслись, она стояла прямо, как шомпол, и не прятала глаз. Если ей и было страшно, девчонка этого не показывала.