Записки герцога Лозена

Тут только заметили, что Марбеф, который был командирован в Корсику, во главе первой экспедиции, уже в 1755 году, с третьей частью своего войска оказался вдруг отрезанным от всякого общения с нами по ту сторону Голо и только вдоль берега моря оставалась узкая полоса земли, которую он мог занять своими гренадерами, чтобы поддерживать отношение с нами, но прежде надо было найти его, чтобы сообщить ему об этом, а для этого требовалось очень точное и подробное знакомство с краем, в котором мы находились. Кроме меня, никто не мог похвастать этим, я же уже был раз в Корсике, под командой Марбефа. Я предложил взять на себя эту миссию и выехал один, в сопровождении одного только гусара. Не проехали мы и пятидесяти шагов, как в меня уже несколько раз выстрелили, но я, конечно, не останавливался и погнал лошадь изо всех сил, но в скором времени меня встретили таким сильным ружейным огнем, что я догадался, что наткнулся на главные силы корсиканцев, и немедленно повернул назад с тем, чтобы добраться окольными путями до берега моря, но отряд де Шовелина, привлеченный выстрелами, выстроился в боевом порядке и тоже начал стрелять, так что я очутился между двумя огнями, в полном смысле этого слова. Невольно я подумал, что настал мой конец; однако мне удалось как-то добраться до своих, и как только они узнали меня, то немедленно прекратили огонь, а я счастливо и невредимо, как и хотел, окольными путями добрался до берега моря и там по утесам пробрался дальше к Марбефу, которого яростно преследовали корсиканцы; в ту минуту, как я говорил с ним, ранили его и двух его адъютантов, стоявших рядом. Я показал ему ближайшую дорогу, по которой он мог идти, чтобы соединиться с де Шовелином, что он и сделал, причем на этот раз все обошлось без всяких приключений. Де-Шовелин встретил меня с распростертыми объятиями и сказал, что собственные несчастья не мешают ему чувствовать ту важную услугу, которую я оказал ему, и что как только он очутится опять в Париже, он непременно выхлопочет мне орден Святого Людовика. Надо, однако, сказать правду, — потом он больше никогда не заикался об этом.

В главной квартире я нашел записочку от мадам Шардон. Она уже слышала о нашем поражении и писала мне с просьбой беречь меня для той, которая сумеет меня осчастливить, когда я вернусь к ней жив и невредим. Армия подвигалась медленно по направлению к Бастии, и я опередил ее на два часа, двигаясь одному мне известными окольными путями. Мадам Шардон отдалась мне, как и обещала, и при этом выказала столько нежности, что я никогда не мог забыть этого потом. Ее муж, уже давно ревновавший ее ко мне, захотел испытать ее и так как воображал, что я еду в арьергарде, сказал ей, тотчас же по своему приезду, что все потеряно, что армия разбита, что много знакомых убито и я между ними.

«В таком случае, я воскресила его из мертвых, — ответила, смеясь, молодая женщина, — так как он находится в соседней комнате, очень утомленный и усталый, но совершенно здоровый».

После несчастной битвы при Борго, мы испытали еще несколько неудач. Ружейные выстрелы раздавались даже под самыми стенами Бастии и подобный образ жизни приводил меня в восхищение: мне нравилось проводить дни на поле битвы, а вечера в обществе своей любовницы. Ревность ее мужа отравляла, однако, наше счастье. Мне от души было жаль бедную молодую женщину, которой приходилось многое терпеть от него, но ведь за каждую минуту счастья всегда приходится расплачиваться!