Записки герцога Лозена

Когда уехал де Шовелин, меня взял к себе Марбеф, который выказывал мне всегда особенное внимание и дружбу. Был январь месяц, все кругом как бы утихло, я отпросился у него на два дня в лагерь корсиканцев, он дал свое разрешение. В мое отсутствие он вдруг узнал, что Клемент Паоли, главный предводитель мятежных корсиканцев, собирается пробраться сквозь его редуты и внезапно напасть на него со всех сторон. В ту минуту, как Марбеф узнал об этом, он тотчас же должен был приступить к действию: важно было занять Монтебелло, находившийся впереди Бастии. Он хотел послать меня туда с отрядом гренадер, но меня не было, а они должны были выступить в тот же день. Он спрашивал несколько раз мадам Шардон, не вернусь ли я в этот день. Она бросилась со слезами на глазах на шею Марбефа, который очень любил ее. «Вы ведь хорошо знаете Лозена, — говорила она, — и знаете, почему он мне так дорог, он никогда не простил бы мне, если бы, благодаря моей небрежности, он пропустил случай отличиться, хотя бы и рисковал при этом своей жизнью. Я пошлю к нему гонца, не говоря в чем дело, и по моей просьбе он немедленно вернется назад и будет здесь раньше, чем выступит отряд». Я, конечно, приехал, как только получил ее записку. «Не теряй времени, — сказала она мне, — отправляйся к Марбефу, он хочет поговорить с тобой. Он докажет тебе, что я люблю твою славу так же сильно, как самого тебя». Мне удалось, действительно, овладеть Монтебелло раньше, чем подошли корсиканцы. Я провел бы там целую ночь, дрожа от холода, если бы нам не пришлось отогреваться, отражая все время бешеные атаки. Рано утром в долине показался Марбеф; мы, с пиками наперевес, пробились сквозь толпу осаждавших нас корсиканцев и соединились с ним. Корсиканцы заперлись в небольшом городке Барбаджио, который мы и подвергли канонаде со всех сторон, в продолжении целого дня, но довольно безуспешно.

На следующий день многие приезжали из Бастии, чтобы посмотреть на эту осаду. Мы стояли так, что приезжающие находились в полной безопасности и могли оставаться простыми зрителями. Приехала также и мадам де Шардон, она не отходила все время от Марбефа; ее муж вернулся в город, чтобы устроить второй полевой лазарет, так как число раненых все увеличивалось. Довольно большой корсиканский отряд занял маленькую долину, откуда они могли прекрасно обстреливать нашу батарею и, действительно, много наших канониров было перебито в тот день. Марбеф приказал мне взять драгунов и очистить эту долину от корсиканцев. Мадам Шардон выразила желание ехать со мной, я хотел остановить ее силой, но она вырвалась из моих рук и понеслась вперед, говоря: «Неужели вы воображаете, что женщина может рисковать жизнью только в родах и неужели она не имеет права следовать за своим любовником?» Она спокойно встретила ружейный огонь, направленный прямо на нас и поспешно раздала все находившиеся у нее в кармане деньги окружавшим ее солдатам. Никто из присутствующих не выдал потом ее безумной выходки ее мужу; все, как бы сговорясь, хранили по этому поводу глубокое молчание, которое решительно никто не нарушил, зная, что может навлечь на нее большие неприятности.

Всем, конечно, известны последствия этой битвы при Барбаджио, когда скромность Марбефа, не хотевшего послать офицера со спешным донесением о своей победе, испортила все дело и из-за нее он лишился чести командовать армией. Почтовый пароход, везший его депешу, застрял у итальянских берегов, и когда весть о победе дошла до Парижа, командующим армией был уже назначен граф де Во.

Чтобы несколько успокоить ревность Шардона, я отправился на целых шесть недель в Роскану. Когда я вернулся в Корсику, я узнал там о женитьбе де Барри на м-ль Воберньи, за которой я раньше когда-то ухаживал. Я продолжал потом еще служить под начальством де Во, в качестве его старшего адъютанта, причем за это время не случилось ни одного выдающегося события. 24 июня он приказал мне отправляться в Париж с известием о том, что Корсика окончательно покорилась и де Паоли навсегда покидает ее. Я уезжал из Корсики с глубоким сожалением, так как провел здесь один из самых счастливых годов своей жизни. Я ехал день и ночь, и наконец, почти умирая от голода, прибыл в С.-Губер 29 июня 1769 года, ровно в пять часов дня.