Записки грибника

— И что тебе, блаженному, дома не сиделось? — Я слышал этот вопрос, кажется уже в десятый раз. В ответ мычал что нечленораздельное. Ничего не хотелось. Совсем.

Никодим повстречал меня у ворот, когда я вылезал из саней, ему достаточно было только одного взгляда чтоб все понять. С возчиком расплатился заранее.

— Жив? Поранен?

— Да. Нет.

Прошел мимо, вошел во двор, поднялся в свою пристройку. В коморке бросил всю верхнюю одежу на пол, прямо у входа и, не раздеваясь, завалился на кровать лицом к стене. Внутри было пусто. Ни мысли. Ни желания. Бездумно рассматривал трещинки на бревнах, ворсинки мха. Попробовал закрыть глаза и тут же возник фонтан крови, летящий прямо в лицо. Вздрогнув, открывал…

Послышался скрип ступеней, поднимался кто-то грузный, у нас был только один такой, Силантий, старый стрелец, провоевавший полвека. Они все здесь воевали, кто больше, кто меньше. Никодим был пушкарем, этот всю жизнь провел по границам да строевым частям, грубо говоря, пехота. Сидор из городовых будет, тоже в разборках поучаствовал. Неужели они все испытывали такое…

Дверь без стука открылась, Силантий остановился на пороге, — '…..' это не стоит переводить и записывать.

Отматерившись, добавил более рациональные слова, — ' Пошли, Никодим зовет' в отличие от обычного, не ушел, а остался стоять и ждать. С ним шутки плохи, верней он их совсем не понимает, если не пойду, может и охреначить чем ни попадя.

Сел, опустив ноги с кровати. Сижу, сам не знаю, чего выжидаю. Он стоит и смотрит. И тоже ждет. Помолчал немного, — 'Ну…'

Это уже была угроза, подобрал сапоги и обулся. Он ухватил меня за плечо, приподнял с табурета и толкнул к выходу.- 'Иди'

За столом сидит только один Никодим, перед ним кувшин, три кружки и миска огурцов. Он указал на место напротив себя, — Садись.

Присел на лавку. Жестко и неудобно.

Силантий уместился рядом с ним, медник разлил выпивку и двинул в мою сторону, — Пей.

Выпил. Поставил пустую посудину обратно. Её тут же наполнили, — Пей.

Такое впечатление что пью горьковатую воду. Взял огурец откусил и принялся медленно жевать.

— И что тебе, блаженному, дома не сиделось?

Мычу в ответ с набитым ртом.

Мне наливают в третий раз. Выпиваю… И вроде почувствовал вкус… Вытираю усы рукавом, не замечая как они, переглядываются между собой. Один из них кивает, второй пожимает плечами.

Поставил кружку на стол и взгляд замер на пролитой капельке вина. Рубиновой, темно красной, с крохотной искоркой от горящей лампады под образами. Капля крови…

Зажмурил глаза…

'Черный вороненый ствол, вспухает на срезе яркой вспышкой, она вытягивается в длинный жгут дыма. Вижу как медленно, словно нехотя, раздвигая пороховую гарь, ползут картечинки, маленькие безобидные шарики. Ясно различаю лицо человека бросившегося на меня, оно искажено ненавистью, оскаленный рот широко открыт и кажется, что если прислушаться, смогу услышать его…

Три картечины, попадают в него, одна бьет в лоб, вторая уходит левей и сносит бровь, а третья, скользя по щеке, вспарывает её, как нож.

Сначала, раны выглядят маленькими безобидными точками, а через мгновение вспухают и мне навстречу летят капельки… Их становиться все больше и больше. Они превращаются в красную стену, с оглушительным шумом бьющую мне в лицо…'

Я сижу, привалившись к стене, прижимаю какую-то железку ко лбу. На вопрос кто из них врезал мне, Никодим и Силантий открещиваются, — 'Сам, приложился. Пялился, пялился, потом морда побелела и хренак, только стол затрещал' И протягивают очередную кружку.- 'Пей'

Потом последовала ещё одна, ещё и ещё…

Очнулся у себя в коморке, от того что жутко болит голова, а изнутри мочевой пузырь давит на горло. На столике рядом с изголовьем, стоят два кувшина, в ближайшем нашелся рассол. Отпил немного.

Пошатываясь встал, влез в чеботы, так назвал старые валенки с обрезанными голенищами и потащился на двор.

Уже возвращался обратно, когда шаловливый ветер, сорвал с крыши сарая горсть снега, закрутил её и швырнул мне в лицо, а сам покатился дальше вздымая снежную пелену. На краткий миг, он сплел из танцующих снежинок узнаваемое лицо, оно смотрело пустыми глазами, безмолвно шевеля губами. Я вздрогнул, но что-то внутри меня, воспротивилось, потянулось и… изнутри пробежала горячая волна, она обжигала… Вспышка ярости захлестнула, и захотелось ещё раз убить эту мразь, посмевшую напасть вчера на лесной дороге. С невнятным воплем бросился вперед, размахивая кулаками, но по дороге споткнулся и упал головой в сугроб. Запал злости еще не прошел, я бил свой страх, приговаривая только одно слово, — 'Тварь, тварь, тварь….'

А потом стало мокро и холодно, но вернулась способность ясно мыслить и, обнаружилось, что сижу по уши в снегу.

Вернувшись к себе, переоделся в сухое, уснул сразу, как только голова коснулась подушки…

***

Дела житейские.

Ученые будущего установят, самый сильный стресс, вызывает звонок самого обычного будильника.