Записки из Чистилища

– Кончишь ночью, если расскажешь, – пообещала я ей с чистой совестью: мастурбировать ночью в её углу ей никто не помешает.

Она согласно кивнула головой.

– Мне сон приснился.

– Про кошку?

– Нет… будто я – это кошка.

– Ого… это – интересно.

– Народ! – обратилась я к палате, одновременно вытащив пальцы из Клавкиной пизды, – минуту внимания. Сейчас Клавдия нам свой сон поведает-расскажет. И объяснит тем самым, почему она нас так странно разбудила сегодня. Да, Клавочка? – обратилась я снова к ещё лежащей виновнице торжества.

– Да… – как-то неуверенно ответила мне она.

– И даже матом не станешь ругаться? – недоверчиво спросил кто-то.

– Не стану… до ночи… – почти шёпотом ответила шкодливая дама.

Я не выдержала и рассмеялась – я-то поняла почему она так сказала. И быстро провела ребром ладони ей промеж ног.

-Ты только говори немного погромче и внятно – чтобы все тебя слышали. И наши стражи – тоже.

Клавка согласно кивнула головой.

– Все уселись? Все готовы внимать рассказу?

– Все… все… начинайте уже, а то скоро – на кормёжку, – донеслось с кроватей и табуреток.

Царапки блажной кошки.

И Клавка начала… она рассказывала свой сон, словно выступала на подмостках: с выражением, в лицах… Помогая себе живой мимикой всех частей тела. Впрочем, сами почитайте – послушайте хотя бы «про себя», и тогда поймёте, что я хотела вам сказать.

– Мяв вам, милые мои друзья – подруги. Я – обычная кошь самой наичистейшей дворянской породы. В моих сосудах течёт кровь королей дворов и принцесс подворотен большого Российского города. Какого – уточнять не будем, потому как разницы в названии нет.

Я – пушистая трехцветочка. Люди любят такую расцветку: считают её счастливой (правда, я не пойму-для кого именно – для них или нас?). Как они выражаются – «к дому».

У меня есть дом и… хозяин этого дома, точнее – квартиры. Одинокий самец человеческой породы. Он взял меня к себе ещё совсем малышкой, чуть старше месяца оторвал от моей матушки и сестриц с братишкой. Принёс в свою нору за пазухой пропахшей потом рабочей спецовки. Сначала я возмущённо фыркала и чихала, но вскоре тепло, исходившее от большого и сильного тела, меня разморило, и я уснула.

А когда я проснулась, то уже лежала в уютном гнёздышке, которое мне устроил (вот чудак!) мой слуга-хозяин (или – божественный раб?) в старом продавленном кресле, стоявшем в углу большой комнаты. На сиденье, в самой ямке, что образовалась по его центру, он уложил что-то мягкое и почти такое же пушистое, как и моя мама.

Потом я узнала, что это была меховая шапка-ушанка, вывернутая наизнанку и вставленная в кольцо из старенького детского одеяла. Эта шапка служила мне дневной постелью весь первый год моей жизни. А теперь, когда я в ней не помещаюсь, мой друг не пожалел и распорол её, сделав из неё просто большой пушистый коврик. Это кресло – моё и только моё место в моём доме.

На него никогда никто не претендовал, да и некому было этого делать: хозяин, хотя и не старый ещё мужчина, но жил совсем один. А он знал, что это – моё место. Человек, это странное двуногое создание, меня просто обожает. Он любит угощать меня разными вкусняшками, которые откуда-то постоянно появляются у него в руках. Он обожает расчёсывать мою шёрстку – такую почти невесомую и пушистую.

Он вообще обожает меня и прощает мне любую мою шалость. Так было с самого начала нашей совместной жизни, с моих младых когтей.

Здесь Клавка протянула вперёд руки с раскрытыми ладонями, устремлёнными к противоположной стене и пошевелила широко разведёнными пальцами, словно это были кошачьи лапы с когтистыми пальчиками.

– Так было до тех пор, пока он не привёл в наш с ним дом ЕЁ – это странное, почти страшное двуногое создание, отдалённо напоминающее самку человека.

Он называл её…, впрочем, какая к лесным котам, разница, КАК он её называл? Дура – она и есть дура, хоть под каким именем… Мало того, что она стала отнимать у моего, МОЕГО мужчины львиную долю времени, которое он раньше посвящал мне, любимой, так она и ко мне стала руки протягивать… Она в прямом смысле пыталась посягать на мою волю и на мою тушку.

Аккупаторша не брезговала для достижений своих целей ничем. Ни моей расслабленностью во время сладкого послеобеденного сна, ни даже моментами приёма пищи. Такое её беспардонное ко мне отношение привело к тому, что я стала нервной и вечно настороже. Благо инстинкты моих дворянских предков дремали не столь сильно и не так уж глубоко.

Запомнился один случай. Ем я, значит, мой самый любимый суп-кашу на куриных головах…Мурчу от наслаждения… – здесь Клавка издала утробное мурчание, больше, правда, напоминавшее воинственный мяв камышового кота: «М-м-м-мя-я-я-яв-в-в-мяу-у-у!!!»

– Я так увлечённо уплетала распаренное мяско куры с хрящиками, что умудрилась не услышать топающую поступь этой правнучки гибрида ручного мамонта с домашним гиппопотамом. А она… она посмела потревожить меня в момент моего священнодействия. Ну кто из нормальных представителей двуногих не знает, что приём кошкой пищи – это святое? И в это время к ней вообще нельзя прикасаться – от слова НИКАК?