Записки из Мертвого дома

И заливается хохотом. Стоящие кругом солдаты тоже ухмыляются: ухмыляется секущий, чуть не ухмыляется даже секомый, несмотря на то, что розга по команде «поднеси» свистит уже в воздухе, чтоб через один миг как бритвой резнуть по его виноватому телу. И радуется Смекалов, радуется именно тому, что вот как же это он так хорошо придумал – и

сам сочинил: «на небеси» и «поднеси» – и кстати и в рифму выходит. И Смекалов уходит от наказания совершенно довольный собой, да и высеченный тоже уходит чуть не довольный собой и Смекаловым и, смотришь, через полчаса уж рассказывает в остроге, как и теперь, в тридцать первый раз, была повторена уже тридцать раз прежде сего повторенная штука. «Одно слово, душа человек! Забавник!»

Даже подчас какой-то маниловщиной отзывались воспоминания о добрейшем поручике.

– Бывало, идешь этта, братцы, – рассказывает какой-нибудь арестантик, и все лицо его улыбается от воспоминания, – идешь, а он уж сидит себе под окошком в халатике, чай пьет, трубочку покуривает. Снимешь шапку.

– Куда, Аксенов, идешь?

– Да на работу, Михаил Васильич, перво-наперво в мастерскую надоть, – засмеется себе… То есть душа человек! Одно слово душа!

– И не нажить такого! – прибавляет кто-нибудь из слушателей.

III. Продолжение[105]