Записки из Третьего рейха. Жизнь накануне войны глазами обычных туристов

С этими взглядами соглашалась двадцатичетырехлетняя Барбара Ранкл, которая, правда, не была ученым. Она изучала в Мюнхене вокал и игру на фортепиано. Барбара выросла в Кембридже, в штате Массачусетс, где ее дед был президентом Массачусетского технологического института. Девушка писала: «Я очень интересуюсь политикой с тех пор, как поняла, что коммунизм хорош только на страницах книг. Постепенно я стала врагом национал-социализма по тем же причинам, что и врагом коммунизма. Они удивительно похожи, поэтому невероятно глупо, что следующая война будет между Россией и Германией, каждая из которых станет защищать свою «религию»[676].

Барбара Ранкл признавалась, что вначале относилась к нацистам иначе: «Это неизбежно, потому что своими глазами видишь, что люди чувствуют новые возможности». Потом она осознала свою ошибку. Судя по письмам девушки, она очень хорошо поняла простых немцев в период, когда нацизм был на подъеме. Именно тогда жители Германии, возможно, впервые в своей жизни почувствовали, что смотрят в будущее с большим оптимизмом. В этом контексте хотелось бы дословно привести описание молодого солдата Карла Майера, с которым Барбара несколько раз ходила на свидание:

«Внешне Карл выглядел человеком, которому можно на сто процентов доверять. Униформа сидела на нем как влитая. Чистая, красивая голова, коротко подстриженные каштановые волосы, искреннее лицо, белые зубы и потрясающая и подкупающая широкая улыбка. Он сдвигал пилотку на один из своих зеленых глаз. Его характер соответствовал внешнему виду. Он был то, что здесь называется, «ein einfacher Mensch» [простым человеком]: его родители жили в деревне, он говорил по-немецки так, что вначале я его не понимала, но его достоинства во многом были связаны с его происхождением. Он был гордым, очень чувствительным, очень смешным, очень страстным, мог петь и прекрасно играть на гитаре, хорошо катался на лыжах и метко стрелял. Лично для меня он был потрясающим знакомым в смысле своего стиля жизни и идеалов. Он был типичным солдатом в лучшем смысле этого слова: быстрым, чистым, смелым, гордым, бесконечно верил в то, что Германия снова должна стать «большой и сильной». Карл не хотел войны, но говорил, что если она начнется, то станет биться до смерти. Что касается евреев и коммунистов, сначала он вообще не хотел о них слышать, но потом признал, что среди евреев есть приличные люди, а в коммунизме – несколько хороших идей. Он обожает военную службу и наверняка далеко пойдет. Он моего возраста и уже унтер-офицер»[677]

.

Этот любопытный и трогательный портрет человека свидетельствует о том, что в 1936 году не каждый молодой немец надевал униформу, чтобы избивать евреев.

* * *

Если бы Барбара захотела увидеться в Мюнхене с другими американками, то могла бы легко это сделать. Американцы отправляли студентов на обучение в Германию (особенно в Мюнхен) в рамках программы «Один год за границей» на протяжении всего нацистского периода. Эта программа пользовалась особой популярностью среди студенток самых престижных женских колледжей США, которые часто называют «семью сестрами»[678]

. Как ни странно, поток американок, которые отправлялись учиться в Мюнхен, не уменьшался, в то время как немкам настоятельно не рекомендовалось получать высшее образование. Считалось, что женщина в рейхе должна изучать акушерство, которое преподавали в тысячах школ матери и ребенка по всей стране. Главная задача немецкой женщины сводилась к производству детей для отечества, к помощи и поддержке мужа. Но учившуюся в Мюнхене Лизу Гэтвик совершенно не волновало положение женщины в Германии. Девушке очень нравилось жить в этой стране. Вот как она в письме своей подруге Брин Маур описывала церемонию 9 ноября в честь шестнадцати нацистов, убитых во время путча 1923 г.:

«Толпы людей со всей Германии выстроились вдоль тротуаров. К полуночи люди так плотно стояли друг к другу, что перейти на другую сторону улицы стало невозможно. Мы простояли на углу около четырех часов: даже если бы мы захотели уйти, то не смогли бы сделать этого из-за толпы. На протяжении трех часов посреди ночи мимо нас шли колонны эсэсэвцев, штурмовиков, Гитлер-югенда, ветеранов и т. д. Никакой музыки, никаких барабанов, ни звука, все очень трагично, так как эти шестнадцать человек считаются в Германии героями, и некоторые люди приехали издалека, чтобы почтить их память. Даже когда проходил Гитлер, никто не кричал «Хайль Гитлер»! Пара людей не сдержалась, но на них зашикали, и они быстро замолчали»[679].