В том году на съезде в Нюрнберге впервые присутствовал британский посол, что можно назвать одной из самых сомнительных инициатив Британии в 1937 г. Сэр Невил Хендерсон (сменивший Эрика Фиппса на посту посла в апреле 1937 г.) в течение двух дней присутствовал на съезде национал-социалистов вместе с французским послом Франсуа-Понсе и американским поверенным в делах Прентиссом Гилбертом. Дипломаты жили в припаркованных на железнодорожных путях вагонах. Утром в первый день съезда во время завтрака над поездом дважды пролетели самолеты Люфтваффе с построением в виде идеальной свастики[714]
. Вечером Хендерсон наблюдал роскошный салют и световое шоу. Небо подсветили 300 прожекторов, создав высоко над городом четкий квадрат света, что показалось послу «торжественным и прекрасным». Хендерсон писал, что это было «удивительно живописно», словно все оказались «внутри сделанного изо льда собора». По красоте и хореографии световое шоу нацистов превосходило, по мнению посла, русский балет, который он с наслаждением смотрел в Москве[715]. Один из британцев, представитель Англо-германского содружества майор Воттс, наслаждался зрелищем с веранды пивной. Он настолько был «сражен» всей этой красотой, что до автобуса его нес на плечах молодой солдат СС. Всю дорогу в Бамберг майор безжизненно лежал на сиденье, а к концу поездки, к ужасу всех пассажиров, вообще свалился на пол автобуса[716].Несмотря на насыщенную программу, Домвиль нашел время и приобрел фотокопию одного из портретов Гитлера. Эта пропагандистская работа настолько понравилась Домвилю, что он купил еще одну копию в качестве подарка одному из членов британской делегации. «Очень дешево, всего 3.60 марки, – писал адмирал в дневнике. – Уверен, что они хотят сделать из Гитлера идола»[717]
.Хотя Домвиль с удовольствием посетил партийный съезд, он устал и был очень рад тому, что «настало время возвращаться домой»[718]
. Вернувшись в Англию, адмирал написал статью для журнала Англо-германского содружества. Он заявил, что если бы люди съездили в Германию и «увидели все сами», а не сидели дома и не писали «о рабах, массовой истерии и всем остальном в духе бумагомарателей», то они удивились бы, насколько реальность не похожа на выдумки. Статья Домвиля заканчивается предупреждением: «Немецкий народ стремится получить нашу дружбу и уже начинает отчаиваться из-за того, что никак не может ее добиться. Немцы теряют терпение от нашей неспособности или нежелания попытаться понять их точку зрения, при этом самоуверенность нации растет… Германия не будет ждать бесконечно»[719].Маркиз Лондондерри, закончивший в сентябре свой третий за короткий промежуток времени визит в рейх, также почувствовал «заметное ухудшение отношений с Германией»[720]
. В свой последний визит Лондондерри не получил приглашения в имение Геринга – англичанина отправили на Балтийское побережье в поместье аристократа Франца фон Папена[721]. Судя по всему, нацисты наконец поняли, что, хотя маркиз и возглавлял когда-то Министерство авиации, все же не был таким уж влиятельным человеком, как им хотелось бы. Во время охоты Лондондерри как-то не по-арийски отказался стрелять в лося, объяснив это тем, что «с бо́льшим удовольствием будет смотреть на прекрасное животное, чем его убивать»[722].Домвиль справедливо писал, что Германия «не собирается ждать вечно», и когда дело дошло до подготовки к войне, то немцы точно не ждали. Изучавший в Геттингене санскрит Цзи Сяньлинь написал 20 сентября в дневнике, что в тот день провели первую проверочную воздушную тревогу: «Запрещено включать свет. Все окна заклеили черной бумагой. Так будет продолжаться неделю»[723]
. На следующий день Кей Смит написала своей дочери, учившейся в школе в Швейцарии:«Всю неделю тренируют действия во время воздушной тревоги. Нам пришлось заклеить черной бумагой окна на кухне, в комнате служанки и в ванной, чтобы ни луча света не проникало на улицу. Фонари не горят. На машинах фары заклеили черной бумагой так, что освещает дорогу только щелка света, и наполовину закрытые красные лампы сзади автомобиля. Прошлой ночью было полнолуние, поэтому было светло. Мы ходили на прием венгерского атташе и спокойно доехали туда на машине и потом вернулись. Сегодня идет дождь, поэтому мы не выходим на улицу. Все дома темные. Над нами низко над землей летят самолеты и издалека раздаются звуки пулеметных очередей. Этой ночью сирены пока не звучали, но вчера в течение утра два раза выли сирены, все останавливались, прятались в подвалы и выходили из них только после повторного сигала. Миссис Ванаман [жена американского военно-воздушного атташе] решила тоже спуститься в подвал и сказала, что, хотя ее муж многие годы был летчиком, она только сейчас впервые осознала, что такое бомбежка и чем она может закончиться. Кстати, их отношения стали гораздо лучше»[724]
.