Записки из Третьего рейха. Жизнь накануне войны глазами обычных туристов

После возвращения на родину лорд и леди Лондонсдерри написали благодарственные письма немцам, которые их принимали. Если лорд в своем письме Риббентропу по крайней мере упомянул такие щекотливые темы, как политика Гитлера в Европе и антисемитизм, письмо леди Лондонсдерри Гитлеру было почти любовным: «Сказать, что я под впечатлением, значит не сказать ничего. Я глубоко поражена… Никогда не забуду красоту зданий, сила и простота которых, как мне кажется, символизируют их создателей»[569]. Вне всякого сомнения, эта поездка прошла успешно (в последующие два года Лондондерри шесть раз посетили Германию). Однако такая любовь к Третьему рейху не осталась незамеченной. Через десять дней после окончания зимней Олимпиады Ширер написал в дневнике: «Узнал, что в первых числах месяца здесь был лорд Лондондерри… Он стал откровенным нацистом. Это хорошим не кончится»

[570].

* * *

7 марта 1936 г., через три недели после окончания зимней Олимпиады, в нарушение условий Версальского договора немецкие войска были введены в Рейнскую демилитаризованную зону. Накануне Кей Смит предчувствовала, что что-то подобное произойдет. 6 марта Смиты устраивали прием в своей берлинской квартире. Кей ненароком подслушала разговор:

«Был теплый день. Двери на балкон были открыты. Я стояла неподалеку, когда увидела, как Ремондо [военный атташе французского посольства] взял под руку фон Паппенхайма [старшего офицера немецкого Генштаба] и вывел на балкон. Я повернулась к балкону спиной, но придвинулась ближе к ним и услышала, как Ремондо спросил: «Вы собираетесь оккупировать Рейнскую область?» Этот вопрос ошеломил Паппенхайма. Он покраснел и начал заикаться… «Конечно, нет». – «Клянетесь честью?» – «Клянусь». Я еле дождалась удобного момента, чтобы сказать Трумэну, что оккупация Рейнской области неизбежна»[571].

В тот вечер Дени де Ружмон шел по площади Опернплац во Франкфурте и увидел заголовки газет, которые сообщали, что на следующий день запланировано экстренное заседание Рейхстага. Утром де Ружмон услышал, что в радиорепродукторе его соседа гремит голос Гитлера. Звук радио не был достаточно громким, поэтому швейцарец не смог разобрать слов. Однако по тому, что все соседи закрыли свои двери на два оборота ключа и никому не открывали, де Ружмон понял, что происходит что-то серьезное[572]

.

В 550 километрах к северо-востоку от Берлина Кей тоже слушала радио. Гитлер выступил со своей обычной обличительной тирадой, после чего уже своим нормальным голосом на два тона ниже сообщил, что в этот момент немецкие войска пересекают мост через Рейн. «И потом мы услышали, как зазвонили колокола кафедрального собора Кельна»[573].

Гитлер еще не закончил свою речь, как де Ружмон услышал по всему дому звуки хлопающих дверей и торопливые шаги на лестнице. «Сын хозяйки квартиры выполз из подвала с бутылкой в руке, – писал де Ружмон в дневнике. – Прыгая через две ступеньки и насвистывая мелодию песни Хорста Весселя, он взбежал по лестнице. Соседи что-то оживленно говорят. Улавливаю слово «Frankreich» [Франция]… На балконах уже появляются флаги». Де Ружмон вышел на улицу, чтобы купить газету. «Что, война?» – спросил его продавец. «Какая война! – ответил ему швейцарец. – От того, что вы подводите к границе солдат? Французы не такие сумасшедшие»[574].

У Трумэна Смита не было такой уверенности. Как только он добрался до дома, то тут же спросил жену, сколько времени потребуется, чтобы упаковать все вещи. Та ответила, что потребуется три дня. «Три дня! – воскликнул Смит. – У нас будет всего тридцать минут, если французы отреагируют так, как должны это сделать… бомбардировщики будут над нами через полчаса». Кей упаковала два чемодана, залила в автомобиль бензин и готова была бежать со своей дочерью при малейшем гуле самолетов[575]. Окна здания французского посольства горели всю ночь, но бомбардировщики не появились. Они не появились ни на следующий день, ни в последующие недели. Гитлер рассчитал правильно и выиграл.