Пеглер описывал те игры, как «великую военно-политическую демонстрацию нацистского государства при номинальном участии Международного олимпийского комитета (МОК)»[551]
. Журналист был, бесспорно, прав, однако, по замечанию Ширера, организованное нацистами мероприятие прошло «гладко» и с «размахом». Иностранные гости не ожидали, что у хозяев Олимпиады «такие хорошие манеры». Ширер организовал званый обед для атташе американского посольства по вопросам торговли, на котором дипломат пытался объяснить бизнесменам, как на самом деле обстоят дела в Германии, но не был услышан[552]. Собеседники атташе верили пропаганде, потому что хотели ей верить. Они, точно так же, как и многие другие люди, издалека наблюдавшие за успехами Гитлера, предпочитали считать, что журналисты и дипломаты преувеличивают. Действительно, нацисты иногда перегибают палку, но, когда ты знакомишься с ними лично, они оказываются не такими уж плохими парнями.Когда жительница Калифорнии Мэри Тресиддер сошла с поезда на станции Гармиш вместе с «безумной толпой людей, которые несли лыжи и багаж», она не думала о нацистах и несправедливости. Мэри стремилась как можно быстрее добраться до лыжных спусков. «Мы запрыгнули в первый автобус, стоявший напротив вокзала, – писала она в дневнике 8 февраля, – и вот спуск горнолыжниц. Кристль Кранц[553]
, в лучах славы, полная энтузиазма, показала лучшее время в каждом из двух заездов. Спокойная, ритмичная – на нее было приятно смотреть… Эти места очень живописны»[554].Кристль Кранц, конечно, была звездой шоу, но сердце зрителей завоевала канадская горнолыжница, бесстрашная дочь адмирала Диана Гордон Леннокс. В набранной в последнюю минуту канадской команде было всего четыре горнолыжницы. Диана сломала во время тренировки несколько пальцев, у другой девушки была перевязана нога, еще одна спортсменка выздоравливала от гриппа. Канадки стояли на вершине горы, и конец трассы казался им недосягаемо далеким. «У меня такое чувство, что перед заездом я стала другим человеком в другом мире», – писала капитан канадской женской горнолыжной сборной вскоре после соревнований. Диана, «черные волосы которой развевались на ветру», съехала с горы с загипсованной рукой и с одной лыжной палкой и пересекла финишную черту последней, но ее монокль оставался на своем месте, что несказанно порадовало 30 тысяч зрителей[555]
.По сравнению с канадками американская женская сборная, которую прозвали «красными чулками», достигла неплохих результатов, но американки сильно отставали от немок, с которыми жили в одном здании. Совместное проживание доставило американским спортсменкам много неудобств. Они обедали в столовой после немок и фактически доедали за ними. Когда американок пускали в душевые, в них уже не оставалось горячей воды. «Никогда не забуду, – писала капитан американской женской сборной по горным лыжам Алиса Киайер, – какое бессилие мы ощущали, когда мощные немецкие фройляйн маршем входили в столовую и набрасывались на сосиски с зауэркраут (квашеной капустой). Когда мы видели их на трассе, нам становилось еще более грустно. Это были суперженщины». Киайер пригласили осмотреть спуск вместе с немецким чиновником. На полпути к финишу поперек трассы лежала огромная сосна. «Доктор Вотш вынул из кармана маленький свисток и один раз просвистел. Через две минуты из леса появились десять немецких солдат на лыжах, спускавшихся по склону гуськом и распевавших песню. Выслушав приказ, они убрали дерево и с песней удалились в лес»[556]
.В дневнике Мэри Тресиддер нет ни слова о политике, несмотря на то, что они с мужем, который позднее стал президентом Стэндфордского университета, ездили на экскурсию в Коричневый дом (штаб-квартиру НСДАП) и посещали священный для нацистов мемориал Фельдернхалле. Видимо, девушка не хотела думать о политике в разгар веселья и отдыха («в карнавальные дни попали на бал, очень весело»[557]
).