Записки летчицы У-2. Женщины-авиаторы в годы Великой Отечественной войны. 1942–1945

На операциях Клава держалась исключительно мужественно, никто не слышал ее стонов. Видавшие виды хирурги поражались выдержке своей пациентки.

И вот кости срослись. Врачи спасли ей руки и ноги. Но пальцы на руках так скрючились, что разогнуть их без посторонней помощи не было никакой возможности. И Клава приступила к систематическим, упорным тренировкам. Огромных сил ей стоило каждое движение, едва заметное со стороны. Она их делала сотни, тысячи раз, стараясь вернуть к жизни почти атрофировавшиеся пальцы. Не давая себе пощады, долгими часами повторяла одни и те же упражнения для рук и ног, подавляя в себе усталость и мучительное желание отдохнуть.

Опытные врачи, отличный госпитальный уход, жизнелюбие Клавы, ее несгибаемая воля и упорство, медицинская гимнастика и время сделали свое дело. Настал час, когда Серебряковой было разрешено снова учиться ходить. Первая попытка встать на ноги показалась ей тяжким испытанием. Но постепенно она начала медленно передвигаться.

В августе 1946 года Клаву Серебрякову выписали из Главного военного госпиталя. А через месяц она поступила в Стерлитамакский педагогический институт. Появилась в институте на костылях, потом сменила их на две палки, затем стала привыкать ходить с одной палочкой и, наконец, забросила даже ее.

В письме Кате Рябовой Клава лаконично сообщала: «Учусь хорошо. Решила стать человеком самостоятельным». И — ни слова о трудностях, ни намека на упорство, с каким ей приходилось бороться за свое место в ряду здоровых и молодых студентов.

…На небольшой станции Туймаза с поезда сошли двое молодых учителей-историков: Клава Серебрякова и ее муж, Леонид Инфантьев. Здесь предстояло им начинать свою новую трудовую жизнь. Ту жизнь, за которую оба сражались на фронте.

Учительница Серебрякова старалась делать уроки интересными и наглядными. Она ходила в походы с детьми по родному краю, учила своих воспитанников любить Родину и служить ей так, как служила она сама и ее однополчане.

Неподалеку от Туймазы, в необжитом пустынном месте вырастал город нефтяников — Октябрьский. Клавдия с Леонидом решили переехать на новое место: городу требовались учителя. Это было трудное время. Сначала не было жилья, не хватало школ, занимались в несколько смен. Но Клава не привыкла унывать. Она отдавала всю себя школе, детям, работе. Учила других и училась сама. Заочно закончила педагогический институт, вечернюю музыкальную школу, начала работать над кандидатской диссертацией. Только так, в круговороте дел, Клавдия ощущала полноту и кипение жизни…

Пишу я эти строки и вижу перед собой выступление Клавдии Серебряковой в Москве, в Центральном Доме Советской Армии. На трибуну поднялась моложавая, подтянутая женщина в строгом костюме. Заканчивая свою речь, она взволнованно сказала: «Приезжайте к нам в Октябрьский. Нет города лучше нашего. Я очень счастлива, что живу в таком прекрасном месте и отдаю все силы, все знания, чтобы воспитать детей нефтяников достойными гражданами нашей страны». Клавдию провожали горячими аплодисментами.

С гордостью глядела я на дорогого мне человека и думала, как много несгибаемой воли в этой женщине, какое открытое и щедрое у нее сердце.

…Мы шли с Клавдией Федоровной Серебряковой по улицам Москвы. Если человек живет не переводя дыхание, у него редко выпадают свободные минуты, чтобы оглядываться назад, ворошить воспоминания о былом. Но порой они очень нужны, воспоминания о былом, помогающие одолевать трудности во имя нашего будущего.

Мы торопились: у Кати Рябовой нас ждали боевые подруги.

О командире полка Е. Д. Бершанской

Когда был решен вопрос о моем назначении комиссаром 2-й эскадрильи в 588-й авиаполк ночных бомбардировщиков, то меня для ознакомления представили вернувшейся из командировки командиру нашего полка, опытной летчице Батайской летной школы Евдокии Давыдовне Бершанской.

На меня она произвела очень приятное впечатление — стройная, подтянутая, целеустремленная.

Я уже слышала, что в первые дни войны ее муж сразу же улетел на фронт и от него нет вестей. От Бершанской поступали рапорты отправить ее на фронт. В октябре 1941 года пришел наконец вызов от Героя Советского Союза майора Расковой. Е. Д. Бершанская обрадовалась и стала собирать документы. Враг был уже недалеко от Ростова, поэтому она решила отправить семью в Челябинск, надеясь на помощь друзей.

Прибежала домой. Сынок Валюшка обхватил ее ручонками и жалобно плакал. Самолетом добрались до Сталинграда, там она усадила отца, мать и сынишку на пароход, а сама отправилась сдавать дела.

Некоторые в полку считали Бершанскую слабохарактерным человеком. Это не совсем так. Она просто была доброй и отзывчивой к чужим горестям и просьбам, ведь ее собственная жизнь протекала далеко не в райских кущах. Совсем маленькие, с младшим братом, в ветхой хатенке, голодные, озябшие, они остались одни, с лежащей рядом умершей мамой. За окном выла вьюга и гремела канонада, слышалась пальба. В доме появились красноармейцы и отвезли детей в детский дом.