Записки неримского папы

С детьми перед родителями порой встают вопросы жизни и смерти. Однажды я укачивал Артема на руках перед сном. Долго укачивал. Хотелось уже поскорей посмотреть футбол, поспать и поесть вредного. Причем одновременно. Наконец малыш задремал, хорошо, стабильно. Еще чуть-чуть – и совсем заснет. Но перед тем как хорошо и стабильно задремать, сынок умудрился положить мне ладошку на лицо так, что закрыл мне ей и нос, и рот. То есть одномоментно перекрыл и верхние, и нижние дыхательные пути моего организма. А других как бы, у меня по крайней мере, не предусмотрено. И вот он, жизненно важный вопрос: убрать его ручку с риском того, что Артем проснется – и все по новой, или оставить так и героически задохнуться. Я решил, что подышу в следующий раз. Такой я скромный герой. Аплодисментов не нужно.

* * *

Первые шаги. Еще когда Артем только-только научился переворачиваться с бочка на бочок, как пирожок в печке, я уже фантазировал об этом великом дне. Фантазия была проста, но артистична. Я возвращаюсь с работы и слышу, как кто-то, пардон, спускает в туалете воду и со стуком роняет, дважды пардон, стульчак. Я грозно смотрю на жену, но в этот момент из уборной деловито ВЫХОДИТ Артем, натягивая подгузник одной рукой, а вторую протягивая мне для приветствия. «Привет, отец! – говорит он мне (он же еще при этом в моих грезах и заговорить должен одновременно с первыми шагами), – я зарплату на тумбочку положил». Торжественная музыка, фанфары, аплодисменты за кадром.

Однажды я остался с Артемом один. Жена уехала по делам. Мы весело проводили время, вот что значит личное общение отца с сыном: я смотрел футбол, а Артем смотрел в стену. Внезапно я почувствовал знакомый запах «раб, неси меня в ванную». Значит, опять мыть ему попу, дискредитируя тем самым высокую миссию отцовства. Ведь отец – это Учитель, а не Мойдодыр. Для низких хозяйственных нужд существует женщина.

Я решил на всякий случай перепроверить, действительно ли все так плохо. Подошел к Артему, поднял его над головой, как Симбу, и начал нюхать ему подгузник (на этом сходство с «Королем Львом» заканчивается). Одной затяжки воздуха в ноздрю хватило, чтобы понять: по 10-балльной шкале загрязнения окружающей среды – 10. Расстроенный, я машинально опустил Артема обратно на пол и побрел в ванную готовить господину омовения. И тут меня кто-то подрезал. Проскочил передо мной, едва не столкнув меня в сторону, прямо как на Третьем транспортном кольце. Я не сразу разобрался, кто именно, хотя чего тут разбираться, если нас дома всего двое, идиот! Естественно, это был Артем. Когда я не глядя опустил сыночка на пол, он не сел на попу, как обычно, а твердо встал на ножки да и пошел. Сделал те самые первые шаги. Точнее, не пошел, а побежал наперегонки со мной в ванную. Подумал, наверное, что я раньше его свою гигантскую попу стану мыть и на его, маленькую, воды не хватит.

Теперь великое событие для меня навсегда будет связано с запахом грязного подгузника. Когда в тот день вечером вернулась жена, я встретил ее посреди комнаты с Артемом на руках. «Смотри, – объявляю я ей торжественно, – что ты пропустила, дурочка!» – и триумфально опускаю Артема на пол. Артем обмякает, как мешок с ватой, и вяло садится на попу. «А, круто, – отвечает жена, – пойду переоденусь».

Мне даже показалось, что Артем тайком показал мне маленький средний пальчик, когда жена скрылась в соседней комнате, клянусь!

* * *

Артем у меня – «пранкер Вован» какой-то. Берет расческу, протягивает мне и хохочет. И так по несколько раз за вечер. Мне, абсолютно лысому. Расческу.

* * *

Артем стоит возле своего детского стульчика и орет. Очень громко и, главное, без причины. Все, думаю, откладывать больше нельзя, пора начинать воспитывать. Объясняю, что его вопли беспричинны. Орет. Умело манипулирую и говорю, что папа старый и сейчас помрет от его сирены. Орет. Наконец сдаюсь и приглашаю его подойти для падения в мои объятия. Орет! Я взрываюсь и триумфально завершаю воспитательный процесс словами: «Ну и стой там возле своего стула и ори, если тебе так нравится!» Орет еще пуще прежнего! В этот момент из кухни прибегает жена со словами: «Ты чего, не видишь, что ли?» И открепляет заплаканного малыша от стула, за который он, оказывается, зацепился сзади колготками.

* * *

Ну и девочки пошли нынче, скажу я вам. Артем гуляет на детской площадке. На качелях раскачивается мадемуазель – годика два. Сынок ковыляет к ней, как умеет. А умеет он пока не очень. Падает, снова встает. Снова падает. На зубах ползет, что называется. Добирается до нее, счастливый и чумазый. И стоит рядом с качелями как завороженный. Смотрит на нее во все глаза не дыша. Это же целая девочка! И даже ручку к ней тянет от восторга. Я уже готовлюсь глотать сопли и слезы от умиления.