Записки о большевистской революции

Ге гневно обличает большевиков. Придя к власти, они только и делают, что предают принципы, чистые принципы, они переродились в обыкновенных реформистов, рабочие от них отворачиваются и сплачиваются под черным знаменем. В руках анархистов уже многие города на Юге. Ге считает, что уже сейчас может рассчитывать в Москве на несколько тысяч бойцов. Однако для действий момент еще не настал. В движение проникли монархисты, которые пытаются использовать его в своих целях. Следует прежде всего избавиться от этих темных и опасных элементов. Через месяц-два анархисты выкопают могилу для большевиков, «царству варварства придет конец». Будет основана подлинно коммунистическая Республика.

«А если большевики вас опередят и начнут наступление первыми?»

«Они не посмеют», — отвечает мне Ге.

В сопровождении одной из элегантных анархисток иду в «Купеческий клуб», ставший ныне «Домом анархии».

Большевики и анархисты поделили между собой, порой пуская в спор оружие, лучшие московские особняки. Я уже побывал в нескольких таких княжеских домах народного просвещения. Сюда приходят поговорить, покурить, но здесь можно прослушать и полезные экономические и политические лекции. Несколько дней назад я попросил Луначарского прислать мне краткое изложение разработанных им многочисленных реформ в деле народного образования России. У него множество интересных идей, и его записка может пойти на пользу руководителям нашего университета.

После февральской революции русский народ живет в интеллектуальном напряжении, в среде, где кипят идеи, которые быстро развивают его политическую культуру. Его гражданское становление происходит крайне беспорядочным и жестоким образом, но даже бесконечные дискуссии, в которых находит удовлетворение его словоохотливая и податливая сущность, и весь этот хаос противоречивых лозунгов и принципов оставляют в нем, вне всяких сомнений, глубокий след.

Моя спутница объясняет, что «Дом анархии» бесконечно более веселое место, чем большевистские «храмы». Она ходит сюда каждый вечер. Здесь танцуют, поют допоздна.

В Москве почти все дома буржуазии были захвачены пролетариями, это бросается в глаза еще больше, чем в Петрограде и в других городах. Поначалу старых жильцов изгоняли, но в последние несколько недель предпочитают делить жилище с ними, получая в обмен кое-какие вещи, продукты, одежду, небольшие деньги, — все это очень ценится у новых жильцов.

Жизнь для буржуазии в России чудовищно тяжела.

На улицах хорошо одетые дамы бойко продают газеты. На вокзалах бывшие офицеры, служащие подносят чемоданы. Многие из них пошли в извозчики. Оставленная без земли, без ценностей, изгнанная из учреждений мелкая и средняя буржуазия обречена на голод. Однако почти все эти люди принимают страшные удары судьбы смиренно и поразительно легко. Апатия, трусость, фатализм, но еще и врожденное чувство справедливости. «Мы хорошо пожили, теперь очередь других» — эта фраза звучит в устах почти всех жертв революции. Думаю, что французская буржуазия реагировала бы — чуть было не написал «будет реагировать» — иначе.

Справедливость и доброта. Русский народ душевно добр. И очень милосерден. Подают всем, кто протягивает руку.

Один пример: дома у знакомого большевика, скромного человека. Ужинаем. Звонок. Какой-то солдат просит рубль. Обычное дело. Хозяин идет к дверям. Солдат пьян. Его просят уйти. Горничная, которая получает 20 рублей в месяц, выходит на лестницу, дает солдату рубль, возвращается и ворчит на хозяина дома. «Он же совсем напьется», — возражает он ей. «Не ваше дело, — сердится она. — Солдат просил у вас рубль, значит, ему было нужно. Значит, ему нужно напиться. Не вам его судить!»

И это по-русски. И это правда. У нас нет права судить других. Безграничная снисходительность, терпимость, сострадание во всем. Я знаю, что это качества главным образом отрицательные, что они часто прикрывают безразличие, слабохарактерность, трусость, эгоизм. Обществу они не на пользу. Но люди пользуются ими вовсю. Даже злоупотребляют, как считают европейцы. Индивидуальность, избавленная от всякого рода принуждения, получает максимальное развитие. Она никогда не испытывает смущения от взгляда, жеста, упрека ближнего. Она свободнее, куда больше свободнее, чем в нашей милой Франции. Вопрос только в том, общество ли создано для человека, или человек — для общества. В России без колебаний принимают первое.

Москва. 9 апр.

Дорогой друг,

Все отчетливее звучат призывы к сотрудничеству с капиталистами в реорганизации промышленности. Большевики в печати, на собраниях уточняют, что рабочий контроль означает не захват завода необразованным рабочим, но только его участие в организации правильного управления и рационального распределения.

Кроме крайне редких случаев, национализация дает результаты значительно более низкие, в настоящее время по крайней мере, чем управление, осуществляемое непосредственно владельцем, располагающим опытным техническим персоналом, который почти всегда отстраняется от дел рабочей дирекцией.