Читаем Записки о большевистской революции полностью

Второй результат: повсеместное усиление анархии. Союзники бойкотируют большевиков, но вместе с тем саботируют Россию и самих себя. Ленин и Троцкий требуют, чтобы с ними напрямую согласовывали все технические вопросы, относящиеся к военным действиям и снабжению, которые обсуждаются союзниками и русским командованием. Нежелание союзников вступать с ними в контакт уже оборачивается самыми серьезными последствиями, и эти последствия станут вскоре непоправимыми.

Они требуют также, чтобы с ними напрямую согласовывались вопросы перемирия. Если правительства не дадут официального ответа, а Германия направит ноту, необходимо, чтобы союзники хотя бы частным порядком изложили свои замечания, которые будут использованы Россией при составлении новой ноты.

До сего времени, кроме генерала Нисселя, который, как мне кажется, правильно понимает ситуацию, представители союзников, похоже, заняты только ожиданием.

Понятно, что они уже не будут советовать разорвать отношения, ясно, что они начинают понимать, что надо было давно начать переговоры (я убеждаю в этом уже две недели), но у меня такое впечатление, что они теперь не знают, на какой почве начать сближение.

И пока они пребывают в нерешительности, события развиваются без них и, стало быть, — против них.

Я уже говорил и повторяю, что можно было:

1. Оттянуть публикацию дипломатических документов и убедить опустить некоторые из них;

2. Отсрочить или внести изменения в сроки и порядок рассылки послам ноты о перемирии.

Но чтобы добиться этих результатов, нужно было вести переговоры. И уже две недели я твержу всем, кто умеет слушать, что, ведя переговоры с Троцким и Лениным, помогая им советом, их можно повернуть лицом к реальности и достаточно легко убедить пойти на сугубо необходимые уступки. Здесь знают, чего я уже сумел от них добиться, хотя я не получал никакого разрешения начинать с ними какие бы то ни было переговоры и не могу ничего обещать им в ответ на их уступки.

Я еще надеюсь, несмотря на возмущенные протесты, которые вызывает моя гипотеза, что в случае, если предложения о перемирии будут Германией приняты, мы сможем иметь своих неофициальных представителей при Ленине и Троцком для того, чтобы помочь им не допустить серьезных ошибок и не попасться в какую-нибудь кайзеровскую ловушку.

Увы, если так и будет, то не сегодня!

Ответственность за будущее лежит не только на большевиках. Огромная доля ее падает на союзников.

Мне кажется, что мы продемонстрировали здесь свою худшую политику. Очерняя людей, закрывая глаза на факты, мы безучастно наблюдаем, — как будто и не шло речи о жизни Франции, — за драматическими событиями, которые медленно, но верно толкают Россию к миру, то есть — к Германии.

Не сомневаюсь, еще можно что-то сделать. Но нельзя терять ни часа. Увы, наша провинциальная дипломатия боится малейшей ответственности, любой инициативы, не желает действовать, а ждет директив от правительства, которое сама же постаралась взбудоражить, настроить к большевикам враждебно и которое за 3000 километров от событий, среди антиподов русской души не может понять, что в нынешнем положении объявление войны большевикам есть объявление войны России.

Я с ужасом жду приказов Клемансо. Я отчетливо представляю, что это будут за приказы, и знаю, каким прискорбным будет их результат!

А ведь как просто было, нет, конечно, не возродить в новой России силу и боеспособность, но, как минимум, избежать величайшей катастрофы, направить в нужное русло большевистское движение, вернуть на землю пылких идеологов, живущих в тумане своих мечтаний. Но удобнее, считается, их вообще не замечать. Как будто так они и в самом деле куда-то исчезнут. И даже не возникает вопроса: а не потеряем ли мы заодно и Россию, и Антанту?

Есть дело и есть человек. Я вижу, что нужно делать. Нет пока только человека.

Убежден, что большевики оставят Россию на произвол судьбы лишь в той мере, в какой мы оставим ее сами, бросив их один на один с врагом во время мирных переговоров. Троцкий и Ленин понимают, что сепаратный мир в определенной степени отдает их на милость Германии, в которой дыхание революции еще слишком слабо и которая, без сомнения, завтра, как и вчера, будет капиталистической, если не милитаристской.

Они не хотят сепаратного мира. Но они больше всего хотят мира и подпишут его в одиночку, если, как они сами полагают, союзники к ним не присоединятся.

В этом случае, если союзники застынут в неподвижности, если, как было до настоящего времени, они останутся прикованными к берегу собственным величием и никак не ответят на германские происки, пропасть между Россией и союзниками станет еще глубже. И что бы там ни говорили, если сепаратный мир будет подписан пусть и большевиками, он будет встречен всей Россией с таким удовлетворением, что перерастет в окончательный мир. Сегодня предстоит смягчить последствия прошлых ошибок. Но это нужно делать быстро. Грядущие дни станут решающими. Это вопль человека, отчаявшегося быть услышанным там, наверху.

Если бы Тома был министром и я бы мог напрямую связываться с ним телеграфом!

Вывод:

Перейти на страницу:

Все книги серии Историко-литературный архив

Похожие книги

100 знаменитых тиранов
100 знаменитых тиранов

Слово «тиран» возникло на заре истории и, как считают ученые, имеет лидийское или фригийское происхождение. В переводе оно означает «повелитель». По прошествии веков это понятие приобрело очень широкое звучание и в наши дни чаще всего используется в переносном значении и подразумевает правление, основанное на деспотизме, а тиранами именуют правителей, власть которых основана на произволе и насилии, а также жестоких, властных людей, мучителей.Среди героев этой книги много государственных и политических деятелей. О них рассказывается в разделах «Тираны-реформаторы» и «Тираны «просвещенные» и «великодушные»». Учитывая, что многие служители религии оказывали огромное влияние на мировую политику и политику отдельных государств, им посвящен самостоятельный раздел «Узурпаторы Божественного замысла». И, наконец, раздел «Провинциальные тираны» повествует об исторических личностях, масштабы деятельности которых были ограничены небольшими территориями, но которые погубили множество людей в силу неограниченности своей тиранической власти.

Валентина Валентиновна Мирошникова , Илья Яковлевич Вагман , Наталья Владимировна Вукина

Документальное / Биографии и Мемуары
Отцы-основатели
Отцы-основатели

Третий том приключенческой саги «Прогрессоры». Осень ледникового периода с ее дождями и холодными ветрами предвещает еще более суровую зиму, а племя Огня только-только готовится приступить к строительству основного жилья. Но все с ног на голову переворачивают нежданные гости, объявившиеся прямо на пороге. Сумеют ли вожди племени перевоспитать чужаков, или основанное ими общество падет под натиском мультикультурной какофонии? Но все, что нас не убивает, делает сильнее, вот и племя Огня после каждой стремительной перипетии только увеличивает свои возможности в противостоянии этому жестокому миру…

Айзек Азимов , Александр Борисович Михайловский , Мария Павловна Згурская , Роберт Альберт Блох , Юлия Викторовна Маркова

Фантастика / Биографии и Мемуары / История / Научная Фантастика / Попаданцы / Образование и наука
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное