Записки о большевистской революции

10. Как вывод — поскольку нет ничего более неумного и вредного для интересов союзников, чем политика, которая систематически отрицает очевиднейшие факты, укрепляет в большевиках справедливую ненависть к правительствам Антанты и упорствует в своих грубейших ошибках, вместо того чтобы их признать, — следует покаяться в своих грехах, смириться с неизбежным и незамедлительно начать сотрудничать с большевиками, которые хотя и резки, и идейны, но обладают, по сравнению со своими предшественниками (и, очевидно, также по сравнению с теми, кто, возможно, будет после них), редким для России преимуществом быть людьми непреклонной воли, знающими, чего они хотят, и способными осуществить желаемое.

Спешу отметить, что мои неожиданные и крамольные заявления неизменно воспринимались моими начальниками из военной миссии со снисходительным любопытством, переходящим в заинтересованное. И я благодарен генералу за то доброжелательное доверие, которое он постоянно ко мне проявлял.

В остальных кругах на меня сильно обижены за то, что я оказался прав. Другая моя величайшая ошибка в том, что я, друг Альбера Тома, был членом кабинета Альбера Тома, того самого, который совершил и то, и это, который начал злосчастное июньское наступление, который вынудил Францию предоставить чрезмерно большой кредит Керенскому, тому, который, в свою очередь, сам не сумел разглядеть и не показал союзникам плачевное положение России, и т. д., и т. д.

К счастью, это мрачное мнение, которое кое-кто высказывает о деятельности Альбера Тома, не находит здесь широкого отклика. В промышленных и военных кругах союзников, как и среди большинства русских политиков, Тома любят и сожалеют о его отсутствии. Он бы, конечно, все понял, и многих ошибок не было бы допущено. Если, как я предполагаю, большевистская политика, то есть политика мира под эгидой Троцкого, Ленина или любого другого деятеля, по-прежнему будет осуществляться в России, то в ближайшее время встанет вопрос об обновлении дипломатического персонала союзников. Нужно будет заменить тех, кто допустил ошибки, тех, кого не приемлют сегодняшние лидеры, тех, кто не добьется от них ничего, и к тому же, как представляется многим трезвомыслящим людям, — тех, кто не способен понять новую ситуацию. Если по непростительным соображениям протекции или неудобства их замены нынешние посланники останутся на месте, нужно будет направить сюда, по крайней мере, несколько политиков, способных на них воздействовать или руководить ими, то есть действительно представлять Антанту.

Что касается Франции (если Тома удерживают в Париже), я подумываю о таких людях, как Самба^{60}

, Поль-Бонкур^{61}, сам Бриан^{62}, или о молодых — таких как Лафон и Лаваль

^{63}, обладающих умом открытым, демократическим, гибким, способных умно пойти на необходимые уступки и положительно воздействовать на обстановку.

Я подумываю о представителях молодежи, которым будет предоставлена широкая инициатива, о людях решительных и готовых безропотно, безжалостно пожертвовать собой; вполне возможно, что события примут неожиданный оборот, и Франция окажется вынужденной дезавуировать этих людей.

Решимся ли мы признать, пусть неофициально, большевистское правительство? Если бы мы не были участниками этой комедии, можно было бы посмеяться над тем, что мы не желаем его признавать, что, по крайней мере, допустимо. Но мы упорно игнорируем реально существующее правительство, которое в течение двух недель управляло страной лучше, чем все предыдущие — в течение 8 месяцев, и политика которого окажет огромное влияние на всю мировую политику как военного времени, так и послевоенного.

Под напором масс, которые они вовлекли в борьбу, большевики будут обязаны воплотить, по крайней мере на бумаге, основные положения своей программы. Дай Бог, чтобы союзники не наделали бессмысленных ошибок! Поддерживаемые обществом, Ленин и Троцкий не остановятся ни перед каким протестом союзников. Всякая угроза лишь ожесточит их. У нас есть один способ воздействовать на них — направить их политику по нужному пути, смягчить ее последствия, опасные для Антанты, и этот способ — не протест, не демонстрация своего недовольства, не выжидание: это диалог или даже сотрудничество.

Петроград. 12(25) нояб.

Дорогой друг,