Записки одессита. Часть вторая. Послеоккупационный период

Я видел его, когда он приводил в порядок свой таксомотор после длительной разлуки. Автомобиль выглядел таким ухоженным, сверкающим хромированными деталями, с теми же, что и раньше, веселыми подвесными мартышками…

Водители помогли Андрею материально. Знавшие его таксисты стояли на КТП с фуражками, и заезжающие, как всегда, когда у кого-то случалось горе, совали в эти фуражки кто сколько мог, и не скупились.

Это — давняя традиция таксистов, помогать попавшим в беду и их семьям.

А работа в самодеятельной бригаде связистов шла своим чередом. Бригадира или просто руководителя у нас не было. Все вопросы решались сообща. Миша Кушпиль любил и умел договариваться об объемах работ. При этом он ловко пользовался национальной неопределенностью своей фамилии: когда он договаривался с заказчиком-евреем, то представлялся протяжно: — Ми-и-иша Ку-у-шпиль, — с ударением на первом слоге, а с русским — ударение переносилось на второй слог, и фамилия произносилась кратко, на одном дыхании.

Вырос он в детдоме, и сам не знал, кто по национальности. Рано утром Миша непременно был должен выпить стакан водки, при этом его щеки надувались, как у большой лягушки, а лицо становилось пунцовым. Внутри его этот стакан не держался, и он бодро выливал выпитое обратно, в заранее подставленное ведро, при этом сразу восстанавливая силы и внешнюю солидность. Борис Соколов, телефонист из санатория Чкалова, не мог без содрогания и сочувствия смотреть, как Миша «поправляет здоровье», да и мы с Митей в такие минуты отворачивались… Никто Кушпилю не завидовал.

В какой-то месяц бригада получила деньги за халтуры сразу на нескольких предприятиях. Вышло рублей по 600 каждому, по тем временам — очень много. Решили отметить. Посидели в ресторане «Кавказ». Вышли к полуночи, подошли в «Театральный». Официантка встретила нас весело. Борис стоял у входной двери «пятки вместе — носки врозь», и производил всем туловищем немыслимые круговые движения. Митя попросил шампанского.

— Мне не жалко, но как явится домой это чудо? — засмеялась официантка.

Вышли на Преображенскую, стали «рассуждать». Подошла немолодая проститутка, молча стала слушать наши умные речи. Митя спросил: Толя, пойдем с ней?

— Да пошла она…

Мы были в такой кондиции, что она не могла ожидать такого ответа, и надеялась на лучшее отношение. Женщину прорвало:

— Дома их жены ждут, а они здесь по ночам шатаются, пьяницы! — запричитала она во все горло.

Этот крик нас несколько отрезвил, и, вняв справедливому упреку проститутки, мы разошлись по домам.

На следующий день в таксопарке, как и на всех предприятиях, проходило отчетно-выборное партсобрание, как обычно, с выбиванием пыли на грудях выступающих, и с клятвами верности партии и правительству. Неожиданно меня выдвинули в члены парткома, проголосовали, и оказался я там. Все избранные вместе с генеральным директором были доставлены на таксомоторах в ресторан «Киев», где уже был накрыт длинный стол. Секретарь Ильичевского райкома торжественно поздравил нас с высокой честью…

На первом заседании парткома принимали в кандидаты двух молодых водителей. Вошел первый. Пожилой таксист, старейший член парткома, спросил:

— Что Вы скажите по поводу статьи Владимира Ильича Ленина «Материализм и эмпириокритицизм»?

Вникать в суть вопроса я не стал, но подумал: «Ни хрена себе!»

Водитель промямлил что-то неопределенное, университетов он не кончал, статьи не читал, но в целом политику партии понимал… В общем, как-то обошлось.

Вошел второй. Тот же старейший член задает тот же вопрос. По всей видимости, из всего научного коммунизма он не знал ничего, кроме мудреного названия ленинского опуса, но этого ему хватало на все годы членства в парткоме, и его эрудицию ценили высоко.

В одной из автоколонн коммунисты избрали председателем народного контроля молодого парня, понимавшего свою должность слишком прямолинейно. Колеса его нового автомобиля, обычно, были проколоты. Его это не останавливало…

Никто не смел посягать на «святая святых» — работу автослесарей, проверяющих техническое состояние автомашин при возвращении в гараж. Движения рук из ямы были такими же незаметными, как и встречные, с рублем между пальцами. Столько же совала в карман белого халатика медсестричка, визуально проверявшая «техсостояние» выезжавших водителей. На одном из заседаний парткома зачитали заявление водителя-коммуниста: «В связи с тяжелым материальным состоянием, прошу предоставить мне место автослесаря на КТП». Он не догадывался, что такую должность не предоставляют нуждающимся коммунистам, а только тем, кто хорошо усвоил поговорку «сам будешь есть — подавишься».

Однажды в таксопарке отключили напряжение. Делать нечего, и яков Бондарский задумчиво сказал:

— Толик, вот ты окончил техникум, институт. Объясни мене, старому еврею с поврежденной нервной системой, как у коммунистов получается все, что они провозглашают? Коллективизацию провели, индустриализацию одолели, в войне победили, за считанные годы восстановили разрушенную страну…