Записки одессита. Часть вторая. Послеоккупационный период

— Конечно, они несут почти каждый день с базара по две курицы, и еле тащат сумки! На такое мне не хватило бы всей получки…

Впервые я подумал — а почему так? И сам громко ответил: «Так они же коммунисты!» Тогда передернуло Виктора:

— А почему ваших мам не принимают в партию?

— Так они же были в оккупации! — ответили мы с Толиком, перебивая друг друга.

— То-то, хорошо еще, что не посадили. Были бы вы беспризорными…

Мы успокоились, отпили по глотку водки, как нас учил Виктор. Мы знали, чем отличаемся от беспризорников: у нас есть, где спать, мамы стирали наши вещи, и дома почти всегда была хоть какая-то еда…

Виктор, похоже, получил неплохое образование еще до войны, возможно, где-то учился при румынах. Оно ему не пригодилось не только потому, что он побывал в оккупации, работать ему не позволяла первая группа инвалидности…

Каждый год Виктор проходил переосвидетельствование (видимо комиссия ожидала, что у него вырастет новая голова) вместе с теми, у кого могли появиться новые руки, ноги и другие органы, утраченные на войне. Обо всем этом наш новый знакомый говорил весело, а при расставании добавил: «Вы не такие глупые, какими кажетесь».

Однажды Виктор грустно сказал: «А я уже беспризорник». В тот раз он улыбнулся какой-то замученной улыбкой.

Я так и не узнал, что стало с его родителями после войны. Конечно, они не сотрудничали с оккупантами, иначе Виктору не помогло бы и его ранение…

«Тарзан», «Лаки Страйк» и одесская фарца

Американский фильм «Тарзан» произвел в нашей стране культурологический шок. Все четыре серии шли с колоссальным успехом. Улицы оглашались воплями «Уаа-а-а!» — это пацаны подражали как могли главному герою и его друзьям из джунглей. Возможно, отсутствие лиан на одесских акациях, каштанах и платанах существенно снижало безопасность их прыжков.

Травматологические отделения больниц переполнились киноперсонажами. В основном их звали Читами: до Вейсмюллера мало кто из юных одесситов дотягивал по телосложению. Почти все были очень худыми, а потому образ обезьянки, прыгавшей по деревьям, ими воспроизводился реалистичней.

Очередь за билетами в кинотеатр им. XX-летия РККА на Ришельевской напоминала Толчок, вытянутый вдоль на всю ширину тротуара.

Компания, в которую кроме нас с Лёнькой-Мартыном входили Толик Тит и Беня, после некоторых раздумий и экспериментов, нашла способ приникать к кассам кинотеатра, минуя длинную очередь. Метод был незамысловатым и вкратце описывался поговоркой «не имей сто рублей, а имей одну нахальную морду». У нас их было целых четыре.

За билеты на «Тарзана» с хорошими местами состоятельные одесситы не торгуясь давали даже тройную цену. Способ обогащения в целом нам нравился — он был простым и эффективным. Конкуренцию составляли более честные кустари-одиночки, выстаивавшие очередь в течение многих часов. Они возмущались и стыдили нас, малолетних, за нарушение профессиональной этики. Впрочем, особых мук совести мы не испытывали.

Нажива увлекла настолько, что на посещение школы стало не хватать времени — были дела поважнее. В конце концов тетя Дозя из педагогических соображений передала Лёньку отцу, и он переехал на Молдаванку, где жил и учился под строгим присмотром.

Толик Тит не подвергался таким репрессиям, а коммерческая мысль бурлила в его голове. Однажды он на бульваре Фельдмана увидел, как взрослые по сравнению с нами пацаны договаривались с «Джонами»[6]

о закупке сигарет. Матрос отдал блок «Лаки Страйка» за тридцать рублей. Толик навел справки и узнал рыночную цену товара — 150. «Подъем» поразил наше воображение. Мы решили фарцевать.

На бульваре Толик подошел к «фронцу»[7] и на чистом английском (как ему казалось) обратился к нему: «Сигарет плиз»? Получив одну, он важно закурил и продолжил беседу, опять же используя язык Шекспира: «Бизнес йес?» Несмотря на некоторое лингвистическое несовершенство, вопрос был понят. Тит получил утвердительный ответ.

Затем начался торг. Так как чисел по-английски мы не знали, переговоры велись в письменной форме. На пачке папирос «Труд» появились цифры, слово «блок» оказалось интернациональным. Мы сошлись с «бизнес-партнером» на пятидесяти рублях за двадцать пачек «Лаки»[8] в двух больших красивых упаковках.

Мы шли по Дерибасовской, держа добычу в руках (завернуть было не во что). Покупатель нашелся быстро и сам. К нам буквально подбежал мужчина, представился художником и вручил три сотни, оставив при этом свой адрес.

Эйфория от первого успеха вскоре уступила место деловой активности. Сбыт проблемы не составлял, клиентами охотно становились состоятельные одесситы — среди них были преподаватели институтов, работники торговли и какие-то еще типы, иногда мутноватые, но при деньгах. Оборотный капитал рос. Судя по готовности «Джонов» к поставкам, сделки с сигаретами не были убыточными и для них.