«Мне повезло… Мне невероятно повезло. Судите сами. Во-первых, я родился, а мог и не родиться. Роды были тяжелые. Врачи старались спасти мать. На меня уже не обращали внимания. Я почти задохся. И если бы не одна женщина, которая все же попыталась спасти новорожденного, то… Так я первый раз, не успев еще понять, что родился, — был спасен. Мне рассказывали, что это было сделано при помощи опускания в холодную и горячую воду и сильных шлепков по определенному месту. Теперь я думаю, что уже на том этапе меня хорошо подготовили к будущей деятельности…
В 1940 году я окончил школу. В 1941 году началась война. Как и веемой сверстники, я стал солдатом. На фронте я пробыл до февраля 1944 года…Меня что-то схватило за ногу и потащило. Что-то огромное, неумолимое и жестокое навалилось на меня, обдало жаром и запахом бензина и жженого металла, стало на мгновенье очень страшно из-за полной беспомощности и невозможности бороться. «Готов парень. Отвоевался…» — громко и ясно сказал кто-то рядом. Стало обидно и страшно, что бросят… А ведь я жив. Жив или нет? Только дышать очень трудно и рука не шевелится и нога. А надо встать. Встать во что бы то ни стало. Я с трудом оторвался от весенней слякоти, простоял, как мне показалось, очень долго и начал падать, но чьи-то руки подхватили меня. «Э, брат, раз встал, значит, жив будешь». Вот так это случилось 11 февраля 1944 года под городом Дубно… Так я был спасен второй раз.
Когда я оглядываюсь назад, то вижу, что прожил очень интересную жизнь. Жизнь, в которой осуществились совершенно невероятные мечты. Много чудес произошло в моей жизни. Каково было мое радостное удивление, когда совсем недавно узнал, что моим фронтовым товарищем был человек, который последним прикоснулся к Гагарину перед его полетом в космос… Й еще много, много чудес произошло в 'моей жизни…»
Да, в ту ночь прорыва к Дубно с нами был Станислав Ростоцкий, это его взрыв проклятого снаряда отбросил под танк. Будущего кинорежиссера спас глубокий снег. Если бы не это, танк подмял бы его.
В 1944 году снег помог ему остаться в живых, но не один снег сохранил для нас, для Родины, для искусства этого человека. Ему оказал первую необходимую помощь Ефим Аронов, наш фельдшер, наш боевой солдатский доктор, как его все звали в полку. Ростоцкого, рискуя сто раз погибнуть, вытащили через непроходимые болота казаки-разведчики, его долго выхаживали врачи в госпиталях…
Все эти люди позволили Станиславу Ростоцкому быть тем, кем он был!
В стороне Дубно было тихо. Ни ракет, ни стрельбы. Полк на рысях шел за танками, приближаясь к городским окраинам. Поднялись на большой пологий холм, с него стал виден город. Силуэты зданий, остроконечные башни костела, купола церквей. Левее широкая низина — то ли болото, то ли пойма реки Иква, а дальше, на той стороне село Иванне. Там остались тылы полка. Тихо. Тревожно. Почему молчит противник?
Остановились на склоне холма. Симбуховский, поднявшись в стременах, оглянулся назад. За штабом в колонне шел третий эскадрон.
— Поэскадронно, влево, вправо разомкнись. Вперед галопом ма-а-арш!