Записки партизана

В день первого концерта актера газета «Кубань», орган городского бургомистерства, поместила его статью. С отвратительной развязностью актер писал о том, что ему чудом удалось вырваться из «большевистского ада» и только теперь, у немцев, после долгих лет «творческого рабства» он получил наконец возможность «дышать полной грудью».

В своих лживых и пошлых фельетонах, исполняемых со сцены, актер обливал грязью Советскую власть, стараясь перещеголять даже безудержную на язык немецкую пропаганду. Германское командование всячески поощряло актера: на его концерты валом валило немецкое офицерство, и краснодарская газета чуть не каждый день помещала хвалебные рецензии.

На этот раз афиши объявили о бенефисе артиста: во втором отделении концерта он должен был выступить с новым репертуаром.

Зал был переполнен. Пришли германские офицеры, бургомистр города, какие-то подозрительного вида расфранченные дамы и мужчины, темные подонки, которые всплыли на поверхность с приходом немцев.

Шло первое отделение концерта. Бенефициант только что закончил прихорашиваться перед зеркалом в своей артистической уборной, когда в дверь постучали. Вошел немецкий офицер. Левый рукав его мундира был пуст.

— Я послан к вам госпожой Фрейтаг, супругой военного коменданта города. — Офицер говорил свободно по-русски, лишь изредка немного коверкая слова. — Госпожа Фрейтаг просит вас после бенефиса пожаловать к ней: у господина генерала соберутся его… друзья, высшие германские офицеры… они хотели бы… в интимной обстановке… послушать вас…

— Польщен! Очень польщен, — кланяясь, лебезил актер.

— Госпожа Фрейтаг не нашла возможным сама пожаловать сюда… за кулисы, — продолжал офицер. — Но она хотела бы поговорить лично с вами. Не откажите на минуту спуститься к подъезду: супруга генерала Фрейтага ждет в машине.

— О, конечно!.. Сочту своим долгом!..

Актер последовал за офицером. Когда они шли по лестнице, в зале раздались аплодисменты: кончилось первое отделение концерта.

У подъезда стояла машина. Немецкий офицер предупредительно открыл дверцу. В глубине автомобиля сидела красивая молодая женщина, с серебристым мехом, накинутым на плечи.

— Я крайне признателен, госпожа…

Но актер не успел закончить начатую фразу. Его втолкнули в машину, от удара по голове он потерял сознание…

Антракт затягивался. Публика нервничала.

За кулисы направился адъютант полковника Кристмана, лейтенант Штейнбок. Он не сразу нашел администратора: тот носился по фойе и артистическим уборным, разыскивая неожиданно исчезнувшего бенефицианта. Беспомощно разводя руками, администратор сказал адъютанту, что артист куда-то исчез: по словам швейцара, он вышел на улицу в сопровождении немецкого офицера и не вернулся.

Не заходя в зал, адъютант немедленно поехал с докладом к своему шефу. А через несколько минут к рампе вышел администратор и объявил:

— Милостивые государыни и милостивые государи! В связи с неожиданной болезнью нашего уважаемого бенефицианта мы вынуждены отменить второе отделение концерта впредь до особого уведомления. Билеты остаются действительными.

Публика разошлась. Бенефис не состоялся.

* * *

…Машина остановилась у калитки небольшого одноэтажного домика на улице Ворошилова, между Октябрьской и улицей Шаумяна. Актер сам вышел из автомобиля. Во рту у него был тугой кляп, руки крепко связаны за спиной, голова мучительно болела. Он шел, с трудом передвигая ноги, все еще не понимая толком, что произошло…

Его ввели в небольшую комнату. За столом сидели незнакомые люди. Неярко горела керосиновая лампа.

Актеру развязали руки, вынули изо рта кляп, посадили на стул. Несколько мгновений он растерянно озирался по сторонам, потом вскочил со стула.

— Я протестую! Это самоуправство! — дрожащим голосом крикнул он. — Как вы смели? У меня бенефис… Вы ответите перед германским командованием!

— Перед кем? — переспросил плотный пожилой мужчина, сидевший за столом. Он поднялся во весь рост, и тут актер разглядел его: крепкая, кряжистая фигура, широкие плечи, черная борода и суровый взгляд из-под нависших бровей. По сторонам его сидели пожилая женщина и мужчина с рыжеватыми усами и короткой изогнутой трубкой в зубах.

— Перед кем мы ответим? — повторил свой вопрос чернобородый.

— Перед… немецким командованием… Перед генералом Фрейтагом, — бледнея под властным взглядом пожилого мужчины, уже с меньшей уверенностью в голосе сказал актер.

— Ваши «фрейтаги» сами ответят перед советским народом, — оборвал его человек, стоявший за столом. — А вы ответите сейчас перед нашим судом. Вы на суде, господин артист.

— На суде?.. На каком суде? — все еще ничего не понимая, проговорил актер, растерянно озираясь по сторонам. И в это время, очевидно, у него мелькнула смутная догадка. Эта догадка была так неожиданна и страшна для него, что он молча опустился на стул.

— Встаньте! — приказал человек с черной бородой. Это было сказано тихо, но такая властная сила звучала в голосе, что актер послушно поднялся.